– Верно, – вздохнул маленький убийца. Качнул противогазом, словно головой игрушечного слоника. – Ты прав. Это действительно наши проблемы. Идем за лодкой? Или возвращаемся в метро?
Большой зевнул. Шум зевка был настолько мощный, что маленький убийца поморщился.
– То есть, опять я решаю? – возмутился он.
Большой засмеялся и отвернулся.
– Как удобно, – съязвил маленький убийца, глядя в спину напарника. – Переложил на меня ответственность и спишь спокойно. Хорошо, я решу, что делать дальше. Но потом не упрекай меня, договорились? Ты меня слышишь? Слышишь?! Хорошо, вот мое решение. Мы идем за долбаной лодкой.
Большой пожал плечами. Забросил на плечо снайперскую винтовку Драгунова и поднялся.
Через минуту два силуэта – маленький и большой – двигались по набережной опустевшей Васильевской Стрелки.
Ветер трепал их химзу и раздувал плащ большого убийцы.
Потом пошел снег. Снова.
Уходили с набережной. В Александровский сад больше лезть не рискнули, решили его обойти – по дуге. Адмиралтейство высилось за черной стеной проклятого леса – призрак былого величия Петербурга. «Интересно, что там, внутри?» – подумал Комар. Потом: «Да ну, на фиг, неинтересно». И следом: «То есть, интересно, конечно. Но только не сейчас, позже».
Медный всадник смотрел на путешественников суровыми, зелеными от окисла глазами. Гром-камень был весь белый, на плечах Петра Великого собрались сугробы.
Снег падал и падал. Стекла противогазов то и дело залепляло до полной потери видимости.
Все вокруг стало белым-белым. Сияние снега делало ночь прозрачной.
Они вышли на Сенатскую площадь. Снег падал, а красота вокруг – красота засыпанного снегом мертвого Петербурга – действовала как парализующий газ.
Смотрели и молчали.
– Похоже, мы в твоей сказке, девица-красавица, – сказал Убер.
– В моей что? – спокойно спросила Герда. Крупные снежинки оседали на серой резине ее противогаза, залепляли окуляры. Она протерла стекла перчаткой. Лучше не стало.
– Сказка, – сказал Убер. – «Снежная королева». Ищи своего Кая, девочка, ищи.
– Кто такой Кай?
– Ледяной засранец с осколком зеркала в жо… сердце, – поправился Убер в последний момент. – Которому не мешало бы оттаять.
– Что-то мне подсказывает, – пробормотал Таджик себе под нос, но Комар услышал. – Что она уже нашла.
– Смотрите!
Темная громада Исаакиевского собора мрачно темнела на фоне питерского неба. Снег продолжал падать, Комар дернул плечом.
«Иди в Исаакий», – сказал мужской голос. И Леди послушалась…
Красиво. И зловеще. Купол, кажется, поврежден.
А потом снег прекратился так же внезапно, как начался.
К этому времени они прошли собор и оказались на стыке Малой Морской и Почтамтской. Зловещий, громадный, засыпанный снегом собор давил на мозг, словно грозовая туча. От него хотелось оказаться как можно дальше. Тихо. Только снег едва слышно хрустит под ногами.
Напротив собора – Исаакиевский сквер. Памятник Николаю Первому – вставший на дыбы конь, царь неуверенно вытянул руку… Рядом, у сквера, припаркованы несколько туристических автобусов – ржавых, с выбитыми стеклами. Один, стоящий в стороне, выглядел так, словно сгорел во время Катастрофы. Обугленный остов. Комар мог поклясться, что видит внутри автобуса обгорелые, черные останки пассажиров.
До плеча Комара дотронулась чья-то рука. Владимирец вздрогнул, дернулся…
Это оказался Таджик. Он молча показал рукой направление. Потом пальцами изобразил… пятеро, плюс три… восемь человек. И кто-то еще… Таджик скрючил пальцы, словно что-то хватает…
Комар вгляделся. Малая Морская, белый фон, примерно метров триста отсюда – люди. Твою мать.
– Убер, – окликнул скинхеда Комар. – Смотри!
– Вижу, – Убер достал бинокль.
Вереница вооруженных людей. Один был без противогаза.
Человек без химзащиты махнул куда-то рукой. Что-то прокричал остальным. Кажется, он взял след.
– Почему он без противогаза? – спросил Убер шепотом. – А? Не понимаю.
– Пленный?
– Не, не похоже.
