Какая разница, чего мы там с тобой хотели, на что надеялись? Дать слепым глаза? Дать парализованным ноги? Помочь человеку за его жизнь, такую невозможно, недопустимо короткую, как можно больше узнать… увидеть… почувствовать?.. Главное, что двадцати лет не прошло – и ты в земле, и меня наше любимое царство-государство пережевало и выплюнуло. А спроси себя – ради чего? Ничего путного они все равно видеть не хотят! Ни-че-гошеньки. Мы ведь с тобой когда-то мечтали спасти весь мир, Пашка, два наивных идиота. А на деле не можем спасти даже… – он горько усмехнулся, – даже енота. И вот что я тебе еще скажу…
Но что хотел сказать Олег, никто, кроме него, так и не узнал. За спиной изобретателя зашелестели кусты, потом что-то тихонько застучало по асфальту. Послышалось деловитое сопение и фырканье.
Боясь поверить – и не в силах НЕ верить, – Олег с трудом отлепил от столба руку, выпрямил спину, постоял несколько секунд и лишь потом обернулся.
Енот был тощим, облезлым, да к тому же мокрым. На его шее болтался короткий обрывок веревки.
Несколько ударов сердца человек и зверек стояли неподвижно, смотря друг на друга. Потом енот громко чихнул и не спеша потрусил к Олегу. А тот, присев на корточки и для устойчивости опершись на мокрый, холодный асфальт левой рукой, осторожно протянул вперед правую, ладонью вверх.
Пальцы Олега почти не дрожали. Разве что самую малость. От холода.
Максим Хорсун
Мясная голова
– Ты кто вообще? – спросил я у бледно-розового бугристого шара.
– Николай, – ответил шар. – А ты?
– Максим, – представился я, а затем внимательно посмотрел по сторонам. Улица была хорошо знакома – центр моего родного микрорайона, частный сектор на окраине города. Кроме нас с Николаем – ни души, лишь появлялись и исчезали над асфальтом карликовые смерчи. – Слушай, что здесь можно жрать?
– Все, что найдешь или догонишь, – ответил Николай. – Растения, зверей, людей.
Я заметил, что из круглых боков моего нового знакомого торчат отростки вроде крошечных младенческих ручек. Отростки располагались в беспорядке, и вряд ли от них был какой-то толк. У меня, к слову, ничего подобного не наблюдалось. Я даже осмотрел себя, чтобы быть уверенным, но увидел только то, что и предполагал: округлый ком биомассы без намека на конечности.
– Что это с тобой? – Я указал на ручки Николая выпуклостью, которую надул на своем боку.
– Не твое собачье дело! – огрызнулся Николай.
– Ладно, – миролюбиво отозвался я и поерзал по асфальту, чтобы скрыть неловкость.
Николай вдруг содрогнулся, будто кусок желе, и его бока заблестели от обильно выделившейся слизи.
– Колоб! – взвизгнул он. – Спасайся!
Из-за ларька с наглухо закрытым окном-витриной выкатился третий мясной шар. Он был крупнее нас с Николаем, бугристее и по цвету походил на запекшуюся кровь. Я мгновенно понял, что в пищевой цепи этот Колоб занимает более высокое положение.
Колоб проломил оказавшийся у него на пути штакетник и с завидной прытью покатил к нам. Я услышал, как шипят и булькают его пищеварительные соки.
Мы с Николаем метнулись в противоположную сторону. От страха мы плохо соображали, куда бежать и что вообще делать. Николай не удержался на дороге, через миг то же самое произошло и со мной. Мы бесконтрольно покатились по крутому склону к давно обмелевшей речке, ломая кустарник и распихивая пакеты с мусором, которые выбрасывали сюда местные.
Русло было выстелено влажной грязью, из земли выпирали сломанные гнилые ветви. То тут, то там торчали острые, словно иглы для инъекций, стебли камыша. В лужах плавали пустые пузырьки от «Боярышника».
Я увидел, как Колоб прокатился по верхней части склона, а потом, набирая скорость, устремился за нами вниз. И тогда я понял, что нам от него не убежать – не хватит прыти, к тому же узкое русло оставляло слишком мало места для игры в кошки-мышки. По ходу, мы с Колей сами загнали себя в ловушку.
– Разделимся! – предложил я.
Николай без лишних слов взял левее, я же стал держаться правой стороны русла. Колоб плюхнулся в грязь, точно боров, и покатился, разбрызгивая вонючую воду.
Я наткнулся на утоптанную тропинку, ведущую вверх, и рванул во весь дух. Внутри меня затеплилась надежда успеть выбраться на дорогу. Я катил вперед, надрываясь от усердия. Я был едва жив от страха и тех непомерных усилий, которые приходилось прикладывать, одолевая метр за метром.
В то же время Николай начал взбираться на левый берег. Только под туловищем Николая не было крепкой тропинки, а его маленькие недоручки хватались за ветви кустарников и пожухлую траву и как будто нарочно мешали продвигаться вперед.
Поэтому, наверное, Колоб и выбрал Николая. Когда я понял, что шар цвета черной крови свернул в противоположную от меня сторону, то испытал такое
