— Вы держите меня за шею. — хрипло сообщила очевидное.
— Не сжимая ее при этом, — усмехнулся ректор, — соответственно, ты вполне можешь говорить нормальным голосом, как только осознаешь, что душить тебя никто даже и не пытался, хотя, видит Тьма, мне хочется сделать это раз по двадцать на день!
Глаза его при этих словах полыхнули, но практически сразу взгляд вновь стал исследовательским, внимательным, пристальным. И спустя несколько томительно долгих, безумно пугающих секунд лорд Гаэр-аш вдруг произнес:
— Без магии ты удивительно искреннее, светлое, наивно-восторженное, лишенное страха создание. С магией — запуганный, готовый сопротивляться до последнего дикий зверек. Знаешь, почему-то упорно приходит на ум странная аналогия между ласковым домашним котенком и диким лесным.
— Отпустите, пожалуйста, — взмолилась я, ощущая смесь непонятного практически животного ужаса и вполне объяснимого страха, что здесь сейчас опять все запылает огнем.
Ответом мне была кривая усмешка, и только.
— Пожалуйста, — повторно прошептала я.
— Знаешь, забавно, — он все так же внимательно вглядывался в мои глаза, — ты так наивно убеждена в неестественности моих чувств, но лично я четко вижу тень неестественности именно в твоем поведении. Вот только если раньше это была тень, чего ожидать теперь, когда вы с Нортом активировали то, что оказывало на тебя влияние даже до активации?!
Вопрос прозвучал так, словно он был адресован не мне и Гаэр-аш просто размышлял в слух. А вот следующее, что он произнес, было сказано уже лично мне:
— С Нортом ты не спала. Если это и магия крови, то с ней что-то не так. У тебя измененная не только кровь. Тадор Шерарн, и мне бы очень хотелось узнать его мотивы, наложил печать изменений на твою личность, мотивацию и поведение.
Его большой палец мягко коснулся моих губ, с нежностью проведя по ним, и ректор выговорил:
— Сокровище мое, у меня появилось такое странное чувство, что ты яд. Мой личный сорт яда. Созданный исключительно для меня. Яд, проникший в мою кровь, мое тело и мое сознание столь глубоко, что сегодня я совершил самую страшную ошибку в своей жизни. И остается лишь надеяться, искренне и совершенно безнадежно, что ты, моя сладкая нежная девочка, уничтожишь только меня.
И он отпустил, все так же пристально, практически с ненавистью глядя в мои глаза.
Но я даже не пошевелилась, не попыталась бежать, не… Ничего не сделала. Продолжая стоять, ощущая спиной могильный холод каменной плиты неоткрытого прохода, я в ужасе смотрела на лорда Гаэр-аша, соотнося свое поведение после выгорания, поцелуй с Нортом, навалившиеся совершенно чуждые мне воспоминания, тот факт, что перерождение лорда-ректора произошло слишком стремительно, и… и мне стало очень страшно.
— Норт… — я выдохнула его имя с трудом.
Лорд Гаэр-аш вопросительно изогнул бровь.
— Н-н-норт, — снова повторила я, — он меня поцеловал. У меня на губах оставалась кровь, я…
Ректор помрачнел и так же мрачно произнес:
— То есть активация произошла выбранным способом, но естественной реакции на пробуждение крови вообще никакой нет. Потрясающе, Риаллин, у тебя еще и магия совершенно Тьма ее ведает какая!
Меня пугало не это, меня пугал Норт. И Гаэр-аш каким-то неведомым способом понял это. Постоял, задумчиво глядя на меня, затем спокойно сказал:
— Норту ничего не грозит даже в случае самого худшего развития событий. А за тобой я пригляжу лично. Иди спать.
И проход за моей спиной раскрылся сам, даже без какого-либо применения магических символов! И почти сразу вокруг Гаэр-аша вспыхнуло яркое синее пламя, угасшее через секунду и не оставившее ничего после себя. В смысле, ректора не оставившее. И на месте, где он только что стоял, теперь было пусто.
Очень медленно я повернулась к открытому проходу и увидела свою потрясенную нежить. Пауль как раз что-то рассказывал Салли и для этого поднял вверх лапку, да так теперь и застыл с этой лапкой. У Салли от удивления вечно свернутый кольцом хвостик распрямился, а вот Гобби… Гобби принялся задумчиво почесывать лоб, словно силился что-то вспомнить, что-то очень важное.
Я же просто шагнула в комнату, потрясенная тем, что выход из вен Некроса привел сюда, а не в кладовую на первом этаже. Но думать об этом было уже откровенно страшно.
— Завтра расскажу, — сообщила я встревоженному Гобби.
И, сняв плащ и обувь, отправилась в постель.
Глава шестая