Список ненависти

– Я подумаю об этом. – Черта с два я сяду с ними за обеденный стол!

Взяв учебники, я поднялась. Миссис Тейт с секунду смотрела на меня, потом тоже встала.

– Послушай, Валери, – произнесла она, одергивая пиджак, который казался тесным и неудобным. – Мне не хотелось этого говорить, но есть за пределами столовой без разрешения учителя запрещено. Мистер Энгерсон ввел запрет на уединенную деятельность.

– И что это значит?

– Это значит, что если ты будешь уединяться без разрешения учителя, то тебя будут наказывать, оставляя после уроков.

На мгновение я потеряла дар речи. Хотелось закричать: «Школа что, превратилась в тюрьму? А вы стали надзирателями?». Но миссис Тейт, наверное, ответила бы, что они всегда ими и были.

– Пофиг, – бросила я и направилась к двери.

– Валери, – мягко взяла меня за локоть миссис Тейт. – Дай им шанс. Джессика правда хочет все сделать как следует.

– Сделать как следует что? Я теперь что-то вроде классного проекта? Ей прикольно возиться со мной? Почему они не оставят меня в покое? Раньше у них проблем с этим не было.

Миссис Тейт, улыбнувшись, пожала плечами.

– Думаю, она хочет подружиться с тобой.

«Но почему? – хотелось мне закричать. – Почему вдруг Джессика Кэмпбелл захотела со мной подружиться? Почему стала такой доброжелательной?».

– Мне не нужны друзья.

Миссис Тейт недоуменно моргнула, нахмурилась и озадаченно поджала губы.

Я вздохнула.

– Я просто хочу спокойно отучиться и закончить школу. Доктор Хилер считает, что сейчас я должна сосредоточиться на этом. На хорошей успеваемости.

Последние слова были неправдой. Доктор Хилер никогда не давал мне дурацких указаний заморачиваться на чем-то одном. По большей части он старался удержать меня от самоубийства.

Я приняла молчание миссис Тейт за разрешение уйти. Нога ныла после утреннего визита к доктору – ее всячески ощупывали и осматривали. Я вышла из кабинета, сжимая в руке пропуск на уроки и думая лишь о том, как отделаться от сегодняшнего обеда.

20

«ГАРВИН-КАУНТИ САН-ТРИБЮН»

3 мая 2008 года репортер Анджела Дэш

Шестидесятисемилетняя Аманда Кинни, проработавшая двадцать три года в школе «Гарвин» главной уборщицей, была задета шальной пулей в колено, когда прятала детей в ближайшую подсобку.

– Подсобка была уже открыта, так как я меняла в корзинах мусорные мешки, – дала она интервью репортерам у себя дома. Ее перебинтованная нога покоилась на подушках. – Я собрала в ней столько ребят, сколько уместилось, и закрыла дверь. По-моему, он даже не знал, что мы там укрылись. А я не знала о своей ране. Один из ребят сказал, что у меня течет кровь. Я глянула на ногу и увидела окровавленную штанину с прорехой у колена.

Кинни, по-дружески относившаяся к большинству учеников школы, хорошо знала Левила.

– Он жил недалеко от меня, поэтому я знала его с тех самых пор, как он переехал в Гарвин. Я считала его милым парнишкой. Иногда злящимся попусту, но милым. И мама у него очень милая. Наверное, случившееся разрывает ей сердце.

* * *

– Простите за опоздание, – извинилась я, вбежав в кабинет. Плюхнулась на диван и протянула руку за кока-колой, которую доктор Хилер всегда ставит для меня на кофейный столик. – Меня наказали субботним посещением школы. Учитель ушел на какую-то лекцию и потерял счет времени.

– Ничего страшного, – отозвался доктор Хилер. – Мне все равно нужно было разобраться с кучей бумажной работы.

Однако от меня не укрылось, как он искоса бросил взгляд на часы. Не пропускает ли он игру в детской лиге? Или гимнастический турнир дочки? А может, он пригласил свою жену на обед?

– За что тебя наказали?

– За обед, – закатила я глаза. – Отказывалась есть в столовой, поэтому меня каждый день оставляли после занятий, а в пятницу Энгерсон наказал субботним посещением школы. Но они этим ничего не добьются. Я не хочу есть в столовой.

– Почему?

– С кем мне там есть? Подойди я к любому столику и спроси: «Хей, можно мне сесть здесь?», мне хоть кто-то ответит: «Конечно!»? Меня за свой