Больше всего я люблю те несколько фотографий, на которых папа не в фокусе, потому что на самом деле люди такие и есть. Я смотрела на одну такую, где они с другом на матче «Пейсерз», за спиной – баскетбольная площадка, лица размытые.
И тут я рассказала папе все: что на меня свалились деньги, что я постараюсь хорошо ими распорядиться и что мне ужасно его не хватает.
Я уже спрятала телефон, когда появилась Дейзи. Она направлялась ко входу в «Эплби», и я окликнула ее из открытого окна машины. Дейзи подошла и села на переднее сиденье.
– Отвезешь меня потом домой? Папа едет с Еленой на занятие по математике.
– Да, конечно. Слушай, там под твоим сиденьем лежит кое-что. Только ты не пугайся.
Она вытащила сумку и заглянула в нее.
– Черт! Холмси, что это? Они настоящие?
Дейзи расплакалась. Я никогда не видела ее такой.
– Дэвис решил отдать нам награду. Так лучше, чем шнырять кругом и вынюхивать.
– Они настоящие?
– По-моему, да. Завтра мне, наверное, позвонит его адвокат.
– Холмси, это… это сто тысяч долларов?
– Да. По пятьдесят каждой. Думаешь, можно оставить их себе?
– Конечно, черт возьми.
Я рассказала ей о «погрешности округления», но меня по-прежнему беспокоило: что если это грязные деньги, или я использую Дэвиса, или… Но Дейзи меня перебила.
– Холмси, меня так достала идея о том, что отказываться от денег – благородно!
– И все же мы их получили только потому, что кое-кого знаем.
– Да. И Дэвис Пикет получил их только потому, что кое-кого знал. А именно – своего отца. Это не противозаконно, не безнравственно. Это потрясающе.
Она смотрела сквозь лобовое стекло на улицу. Начал моросить дождь – был один из тех облачных дней, когда небо низко висит над землей.
Светофор на Дитч-роуд загорелся желтым, потом красным.
– Я буду учиться в колледже, – сказала Дейзи. – И не по ночам.
– Но тут на все обучение не хватит.
– Я знаю, профессор. Однако у меня пятьдесят тысяч, что сильно облегчает дело.
Она схватила меня за плечи, встряхнула.
–
Дейзи вытащила сотенную банкноту и сунула ее в карман.
– Давай устроим пир!
В «Эплби» мы шокировали Холли, попросив принести две газировки. Она вернулась с напитками и спросила у Дейзи:
– Тебе бургер?
– Холли, какой стейк у вас самый лучший?
Официантка с обычной невозмутимостью ответила:
– Лучших тут не бывает.
– Ладно. Тогда мне, как всегда, «Пылающего техасца», только с луковыми колечками. И да, я знаю, что скидка на них не действует.
Холли кивнула и повернулась ко мне.
– Вегетарианский бургер. Без сыра, майонеза и…
– Твой заказ я знаю. Купон?
– Не сегодня, – ответила Дейзи. – Не сегодня.
За ужином мы в деталях представляли, как Дейзи увольняется из «Чак-и-Чиз».
– Завтра приду. Как обычно, вытащу короткую палочку, и мне придется надевать костюм Чака. Я просто возьму его, сяду в новенькую машину и поеду домой, а там сделаю из костюма чучело и повешу на стену, как охотничий трофей.
– Так странно вешать на стену головы убитых животных, – сказала я. – В коттедже Дэвиса их полно.
– Кому ты рассказываешь? Мы с Майклом обжимались под лосиной головой. Кстати, спасибо, что зашла вчера, извращенка.
– Извини, я хотела рассказать, что ты богата. – Она засмеялась, недоверчиво качая головой. – Потом я поговорила с Ноа, – продолжила я. – Он прислал мне отцовские заметки. Вот.
Я показала ей список на экране телефона.
