Зашелестела бумага.
– И здесь…
Молодой мужской голос прорывал туман моего сна, словно ножницами, и быстро кромсал его на куски. Я издал недовольный стон и попытался ухватить улетучивающееся забвение за хвост, но день настал резко и необратимо.
«Почему я лежу на камнях?» – подумал я, скривив лицо. Ребра так сильно ныли, что боль ложилась кислым, противным привкусом во рту, отдавала во все тело и где-то в легких. Еле-еле попадающий туда воздух казался колким и чужим, и с каждым вдохом тошнота подступала к горлу. Глаза я никак не мог до конца разлепить из-за склеенных каким-то липким песком ресниц, а зубы были мягкими и шаткими. Чувствовал я себя в общем и целом отвратительно.
– Шикарно! – послышался женский голос, и я не сразу сообразил, что он принадлежит не кому иному, как моей маме. Хотя по одному только этому слову можно было понять, что говорит именно она. Не так давно мама услышала его из уст какой-то нравившейся ей актрисы и с тех пор не упускала возможности применить его – по делу и без.
«Шикарно! Просто шикарно!» – искусственно смеялась актриса на красной дорожке, закидывая голову так, что локоны касались голой спины.
– Шикарно! Просто шикарно, доктор! – сверкала мама глазами врачу, подписывая мою выписку разваливающейся ручкой.
Я наконец сумел раскрыть до конца глаза и с неимоверными усилиями сел в кровати, чтобы как следует рассмотреть происходящее. Мама и врач повернулись ко мне с некоторым удивлением.
– Ну, привет, дружочек, – ухмыльнулся молодой врач и забрал у мамы ручку, и я заметил, что она покраснела, когда его пальцы коротко коснулись ее руки. – Как дела?
– Здравствуйте, – отозвался я хрипло.
– Как самочувствие?
Я многозначительно вздохнул.
– Ничего, – похлопал он меня слишком сильно по плечу и подмигнул. – До свадьбы заживет.
– Ха-ха, – хихикнула мама.
Я угрюмо уставился в стену.
– Главное, больше со шкафов не летать. – Врач снова хлопнул меня по плечу, и я пожалел о том, что каждое движение дается с такими мучениями и я не могу просто взять и отсесть на соседнюю койку.
– Какой шкаф? – процедил я сухо.
Из-за спины врача мама сверкнула глазами. Я не подал виду, что заметил ее.
– Шкаф, с которого ты учился летать, – снова подмигнул врач, и мне отчаянно захотелось запустить ему чем-нибудь в лоб. – Как этот… Как вы сказали? – обратился он к маме.
– Как Питер Пен, – выпалила она и опять настойчиво сверкнула мне глазами.
Я и так все прекрасно понимал, но то, что она приплела в эту историю такую поэтическую деталь, меня почему-то особенно покоробило.
– И стульев сторонись, – не мог угомониться врач. – Ты вообще помнишь, что твой полет закончился не очень-то мягким приземлением на стуле?
– Стул я помню, шкаф – нет, – сказал я угрюмо в стенку, и мамино напряжение передалось даже моему телу.
Но я и тогда не был глупым. Я был маленьким, но отнюдь не тупым и даже не наивным. Хотя, наверное, это можно сказать практически обо всех детях. Вполне вероятно, что они – просто мастерские актеры, которыми были вынуждены стать по вине самих взрослых. Теперь мне уже трудно судить, потому что я слишком отдалился от детства. Но моя память работает отменно и четко, как швейцарские часы. Часы, которые не смог сломать даже Барон. Но я забегаю вперед…
Тогда, в той палате, я не пытался переосмыслить прошлое и уж точно не думал о будущем. Я был весь в этих блеклых стенах, в этих накрахмаленных простынях, в этой боли и еще больше возросшей отчужденности. Но я не оценивал эти ощущения. Я просто принимал их как погоду и делал то, что надо было делать.
– Собирайся, – сухо скомандовала мама, провожая спину врача тоскливым взглядом. – Тебе помочь?
Я осторожно протянул руку к вещам, висящим на спинке стула. Боль немного отступала, заржавевшие за ночь мышцы потихоньку расхаживались.
– Просто дай мне одежду, – попросил я и добавил в ответ на мамино вызывающее бездействие: – Пожалуйста.
Глубоко вздохнув, она выполнила мою просьбу и потерла веки.
– Ты не думай только, что тебе одному тяжело, хорошо? – сказала она уставшим голосом.
– Не думаю, – подтвердил я покорно.
– Нет, серьезно, – вскинула мама голову и сморгнула пару слезинок. – Ты можешь себе представить, каково мне сейчас? Школа, соседи, врачи… Всем надо что-то объяснять. Как будто так сложно хоть раз просто оставить меня в покое!
– Мама…
