закрыла рот ладонью и выглянула в окно.
– Что ты такое говоришь? – рассердился я вдруг отчаянно. – Это шутка такая дурацкая?
– Какая шутка, Адам? – проговорила она, не поворачиваясь. – Я выгляжу так, будто шучу?
Передо мной на стол опустили дымящуюся чашку, но я не нашел в себе сил, чтобы поблагодарить официанта. Пар поднимался вверх и окутывал мое лицо влажным покровом. Во мне всколыхнулось навязчивое желание макнуть палец в кипяток, однако в ту же секунду я понял, что даже самая изощренная физическая пытка сейчас не сможет перебить душевную боль, которая разгоралась молниеносно, как летний лесной пожар.
– Зоя… – выдавил я из себя еле-еле. – Что?..
– Прости, – отозвалась она. – Мне надо было раньше сказать тебе.
Я откашлялся, чтобы хоть немного вернуть севший голос.
– Раньше? Что значит раньше?
Я казался себе актером, которого вытолкнули на сцену не в той постановке и который теперь стоял в свете прожекторов перед полным залом и не знал слов. Инстинкт требовал бежать, а разум пытался импровизировать.
Зоя ответила не сразу. Добрую минуту она продолжала смотреть на проезжающие машины и, видимо, набиралась храбрости.
– Это рецидив, – сказал она наконец тихо. – Это значит, что…
– Я знаю, что такое рецидив, Зоя, – произнесли мои губы.
Горло все сужалось, а дышал я слишком быстро, от чего начинала кружиться голова.
– В общем, да, – продолжила Зоя после очередной паузы. – Это рецидив. А в первый раз я болела три года тому назад. Когда мы с тобой познакомились, я считалась здоровой уже два года. Помнишь, – усмехнулась она вдруг, – как Лиза тогда неудачно пошутила? Что в пункте сдачи крови хорошо выбирать партнеров, потому что все проверены. Я на нее не сержусь, она сама просто забыла. Это даже лучше, знаешь. Очень тяжело, когда на тебя смотрят с жалостью и общаются, как будто делая одолжение, потому что ты и так скоро умрешь.
Впервые в жизни я ощутил на себе точность выражения «не верить своим ушам». Я вроде слышал ее слова, они даже складывались в осмысленные предложения, но мне казалось, что с моей слуховой системой, должно быть, что-то не так. Это было похоже на радио, которое поймало не ту волну, и хотелось верить, что на самом-то деле Зоя говорит о чем-то совсем другом. О том, что хочет взять собаку из питомника, а не может, или о том, что не получила роль, которую очень хотела. Все равно, о чем, но о чем-то другом.
– Н-но, – взмолился я, – но ты же и была тогда проверенной! Как же ты могла сдавать кровь, если…
Как полоумный, я зацепился за тростинку, прикрепленную к огромной, такой желанной, вселенской ошибке. Правда, тростинка эта была настолько тонкой, что иллюзия лопнула еще до того, как я успел хоть на секунду в нее поверить. Кровь забила в моих висках. Наконец Зоя посмотрела мне в глаза.
Взгляд ее был страшным. Не отчаянным, нет. Это я мог бы стерпеть. Он был обреченным.
– Я не сдавала кровь, – сказала она. – Ты забыл? Я просто пришла за компанию с Лизой.
Разумеется, я не забыл. День нашего знакомства был выбит татуировкой в моей памяти. Я хотел что-то сказать, но язык и горло заледенели.
– Я… должна была тебе сказать… – убрала Зоя темную прядь с лица и положила пальцы на висок. – Прости…
Голова моя все кружилась и кружилась, и я подумал, что даже не против упасть сейчас в обморок. Но тут в сознании моем что-то переключилось, и я понял, что не могу оставить ее одну. Рывком я сделал большой глоток обжигающего чая и заставил себя проглотить его. К счастью, кипяток действительно пробил лед, и я почувствовал в себе способность говорить.
– Немедленно прекрати извиняться, – сказал я размеренно и четко. – А то знаешь, как это звучит? Вот так: «Прости, что не предупредила тебя, чистюлю, о своих проблемах, а иначе ты никогда со мной не связался бы».
– Может, так и есть, – пожала Зоя плечами, смотря куда-то вниз.
Я наклонился через стол, схватил ее за плечи и встряхнул. Вздрогнув, она вцепилась в меня жадным взглядом.
– Прекрати, – прошептал я с надрывом, который не планировал выпускать наружу. – Прекрати! Ты так не думаешь, я знаю! Давай не будем сейчас говорить о том, почему ты мне раньше ничего не рассказывала. Суть в том, что ты уже вылечилась один раз от этой дряни. Значит, и второй раз вылечишься! Правда?
Последнее слово я очень старался произнести утвердительно, но даже сам расслышал в конце проскользнувший вопросительный знак. Зоя положила мне на щеку холодные пальцы и улыбнулась еле видной, непонятно откуда взявшейся улыбкой, полной нежности.
– Нет, не правда, любимый, – сказал она. – Врачи сказали, что в этот раз рак вернулся с небывалой агрессией. Опухоль прогрессирует слишком быстро и пустила слишком много метастаз. Они дали мне направление в хоспис.
Губы Зои задрожали, а из уставших глаз градом покатились крупные слезы. Я хотел сказать что-то правильное, что-то поддерживающее и оптимистичное, но не мог. Правда была в том, что вошел бы в этот момент в кафе террорист-смертник, я, наверное, обрадовался бы.
– Ты делаешь мне больно, – прошептала Зоя через некоторое время обоюдного оцепенения.
