его пульсирует под рёбрами. Он надеется, что Санс не заметит.
Цветы, покрывающие череп, пахнут так безумно сладко, будто никогда не источали горечь. От этой сладости кружится голова; Папирус задаёт вопрос, потому что хочет хоть как-то отвлечься от мыслей о цветах и чересчур открытом и близком Сансе. И не то чтобы он расположен сейчас слушать нытьё о девчонке в очередной раз, или действительно собирается отпускать его руку ради нескольких жестов, но это лучше неловкого молчания. Это лучше чего бы то ни было.
Папирусу еле удаётся сдержать прерывистый вздох, когда Санс прижимается лбом к его ключицам. Это совершенно невыносимо. Только он ещё не решил, невыносимо хорошо, или невыносимо плохо.
Санс всё же высвобождает руку, но жесты его кажутся медленными и ленивыми. Он так и не поднимает глаз.
«Я был у Альфис. Хотел узнать что-нибудь о цветах».
— О.
На этом его словарный запас вдруг заканчивается. Папирус часто думает о цветах, но абсолютно не с научной точки зрения. Все его размышления сводятся к тому, что он винит во всех бедах человека и злится на мягкотелость брата, а после этого возвращается к вопросу о том, чем Санс всё это заслужил. Папирус не смог бы посмотреть на ситуацию с другого угла, даже если бы захотел.
Но Санс — Санс другое дело.
— И что она сказала?
«Пока ничего. Ей нужно больше времени. Альфис никогда прежде не сталкивалась с такой болезнью».
— Это ничего, — бормочет Папирус, против воли вдыхая аромат цветов. — Никто ещё не сталкивался.
Он помнит Альфис весьма смутно, поскольку они редко пересекаются. Территория Папируса — Сноудин, а учёная живёт в Хотлэнде, куда чаще заглядывает Андайн. Кажется, они подруги? Папирус не уверен. Он мало что знает об Альфис, только по рассказам Андайн, которая ненавидит хлюпиков, но почему-то делает исключение для неё одной. В принципе, Папирус может понять — должность королевского учёного не даётся просто так, однако его самого передёргивает от одного вида Альфис, и вряд ли эту неприязнь можно как-то перебороть.
К тому же он не знает, может ли она как-то навредить Сансу. Папирус осторожно оглядывает брата, но не находит на нём никаких отметин; цветы тоже остаются нетронутыми. Имя Альфис никогда не звучало в упоминаниях о драках, и Папирус даже не уверен, что она вообще может сражаться, однако есть ещё тот проклятый робот, которого она соорудила несколько месяцев назад — этот мерзкий Меттатон. Папирус на дух его не выносит, но помнит, что в его железном теле спрятаны многие колюще-режущие предметы, которые легко могут оборвать чью-то жизнь. Ему же лучше, если это не будет жизнь Санса.
«Всё будет хорошо», — говорит Санс, заметив, что Папирус подозрительно тих. — «Альфис найдёт решение. А если нет...»
— Что, если нет? — переспрашивает Папирус. Глазницы Санса гаснут на миг, и это его настораживает, но дыхание продолжает жить своим почти ровным ритмом. Через секунду он моргает, и снова зажигаются красные огоньки.
«Если нет, мы ещё что-то придумаем».
— Вот как.
«Я буду ходить к ней каждый день», — говорит Санс. — «Не волнуйся за меня».
Папирус усмехается:
— Я и не волновался.
И с удовлетворением видит, как с трудом, но всё же искренне улыбается брат.
***
Вскоре Санс засыпает, прижавшись к нему во сне. Он выглядит умиротворённым; Папирус какое-то время наблюдает за ним, прежде чем осторожно взять за руку. Та не сжимается в ответ, но теперь это не сильно беспокоит.
Он не уверен, что Альфис способна вылечить брата от цветов. Папирус не уверен, что связываться с ней — хорошая идея. Однако других вариантов всё равно нет.
Он решает поверить Сансу в этот раз тоже. Им обоим давно уже нечего терять.
Лги
