рассеялась, оба демона переглянулись, там было чему удивиться. Причина розни между двумя мирами, а именно — Тор Одинсон во всей своей красе материализовался в туманной дымке, бережно удерживая Локи на руках. За спиной полукровного ангела красовались тёмные демонические крылья, Фарбаути — в его объятиях без сознания, но его крылья в целости, и это немного успокаивает Лафея, и даже Танос выдыхает с облегчением.
Все замирают, не в состоянии шевельнуться, продолжить бой, занести клинок или впиться в шею недруга, раздирая плоть. Лафей видит, каких трудов новоявленному демону стоит сделать те несколько шагов в его сторону, с какой ревностью во взгляде он передаёт Локи в руки отца, и взгляд его суров и непреклонен. Синекожий с достоинством выдерживает этот властный взор и забирает сына, прижимает к себе. Тор медленно поворачивается, избранный ангел уже во все глаза смотрит на него и с яростным криком коршуном летит к нему. Танос осторожно ощупывает крылья брата, никто не стремится помочь Тору, кажется, помощь ему и не требуется. Ярость Одинсона не знает предела в этот момент, все, что было разрознено и неведомо ему доселе, открылось и лавиной накрыло с головой, придало ему сил и решимости.
Его предали в тот самый момент, когда Малекит задумал свою месть. Всю его жизнь вокруг клубился обман, он так многого не знал. Не ведал о том, что Фригга всегда любила Малекита больше, чем кого-либо в этой жизни, не мог и предположить, что Малекит был его демоническим отцом. Сегодня новорождённому демону открылось многое: какой непомерной силой и отвагой обладал Локи, вступив в бой с одержимым Хеймдаллем, жертвуя собой во имя любви. Теперь Тор знал о мужестве сущностей, к которым прежде испытывал пренебрежение. Всё, что он понял и увидел сегодня, вселило в него невероятную мощь, он швырял Хеймдалля без особых усилий, он с насмешкой на губах отражал его слабые удары, как видно, проклятие Локи наращивало силу. Одинсон повалил его на кипящую жаром землю, и пока тот пытался сдавить его шею, сбросить с себя, новорождённый демон вцепился в его крылья и натянул, не чувствуя ни боли, ни удушья от сомкнутых на своей шее цепких рук. Один рывок, и избранному ангелу конец.
— Довольно… — тихий шепот, словно лёгкое дуновение ветра в пекле Муспелльхейма, заставил Тора притормозить, а Хеймдалля — немного ослабить хватку на шее врага, больше от недоумения. Он всерьёз решил, что в данный момент телом Тора управляет дух Генуана, и борется он именно с ним. Но голос повелителя тёмного мира снова раздался от самых едва приоткрытых врат. — Он теперь мой, Аудан поздно спохватился. Отпусти его, Тор, избранный получил своё.
Одинсон и в самом деле отпустил, резко спрыгнул со своей добычи, но в глазах его горело обещание расправы. Хеймдалль своё получит, не в этот раз, так в другой. Избранный ангел, порядком израненный и избитый, покидал Ётунхейм с опущенной головой: он уходил в одиночестве, оставляя своих собратьев истлевать в кипящих реках, через какое-то время от них не останется и следа. Демоны собирали с поля боя своих собратьев, бережно подхватывая на руки, и подносили к вратам заветных чертогов. Сурт искал глазами свою единственную возлюбленную. В Ётунхейме вид у неё был вовсе не такой, как в мире смертных, но для него Фрейя была невероятной красоткой в любых обличиях. Он отыскал свою любовницу, изрядно вымотанную в пылу схватки, она несла на руках мёртвого друга в разы больше себя, у самой с мясом вывернут один рог, выбит глаз, перебита рука. Погребальная процессия продолжалась недолго, Тор тоже принял в ней участие, он взял на руки огненновласую демоницу, поднося её к чертогам Генуана.
Поверженных демонов упокоил Генуан, укрывая своих детей тёмным пологом. Туман охватил множество тел, рассеивая их, превращая в бронзовую пыль, что оседала в кипящих реках и на стенах, зависала в воздухе. Пусть помнят об этой битве и о победе. Одинсон обернулся, поймав взглядом растерянного Лафея. Синекожий демон выражал беспокойство и смятение, взгляд его направлен на сына, что безвольно повис у него на руках. Сейчас Одинсон видел, что Лафей действительно являлся Локи отцом, куда более заботливым, чем его собственный. Новорождённый демон медленно двинулся в его сторону.
— Почему он не приходит в себя? — обеспокоенно прогудел рядом стоящий Танос.
— Я погрузил его в глубокий сон, — объяснил Тор, подходя ближе. — Ему нужно восстановиться…
Лафей осторожно и довольно целомудренно, как для демона, поцеловал Локи в висок, Тор сглотнул, но не выказал неудовольствия, однако ж он подошёл ещё ближе, и синекожий без промедления вернул спящего принца в руки вступившего в их ряды демона. Наставник осознавал важность Тора в жизни сына, к тому же признание нефилима говорило само за себя, об этом услужливые черти уже успели донести. Найдётся ли ещё один такой безумец, кто заявится на вечеринку своих врагов и объявит о своих чувствах к демону? До последнего наставник не знал, кто похитил сердце неуёмного и самого любимого его чада. Тогда расспрашивая о нефилимах, Локи обманул его, заставил думать, что избранница его — женщина, а оказалось совсем наоборот.
— Вот, значит, какой ты, — хмыкнул Лафей, не сказать, чтобы одобрительно, а потом покивал, принимая решение сына, как должное. — Локи потерял голову из-за тебя, хочется верить, что ты хоть в половину стоишь его.
Тор собственнически прижимал к себе любовника, на критику не отреагировал вообще, но слова Лафея, его отеческая реакция, порадовали.
— Тебе положены отдельные чертоги, — пробасил вдруг Танос. — А Локи нужен отдых.
Танос и Лафей провожали новообращённого демона с драгоценной ношей на руках молча, как если бы Локи отправлялся в последний путь. Оба синикожих демона оставили любовников наедине в скромной обители — каменном ущелье, где мерцали слабые огоньки на отвесной стене, словно рыжие светлячки. Тор уселся на каменный пол, не выпуская Локи из рук. Сейчас ему хотелось просто закрыть глаза и отдохнуть, восполнить силы и прийти в себя.
Слишком много всего случилось за последние сутки. Его мир перевернулся в одночасье. Больше не нужно притворяться, играть свою роль для асов
