– Буду, – мягко сообщил он. – А если будешь изображать из себя невесть что, еще и покормлю. С ложечки.
Я дернулась, когда рука его потянулась к подносу, но Орман всего лишь взял кофейник, чтобы наполнить мне чашку. Глубоко вздохнула и медленно отпилила кусочек бекона с яичницей. Леди Ребекка учила, что мисс должна есть понемножку. А в гостях – всегда отказываться от добавки, но никогда не оставлять ни крошки, потому что это может намекнуть хозяевам на то, что блюдо не удалось. И уж тем более мисс не должна есть быстро, нужно медленно и аккуратно поднести кусочек ко рту…
Бекон оказался превосходным: на миг забывшись, подумала о том, что никогда не ела ничего вкуснее.
– Сливки и сахар добавишь по вкусу, – произнес Орман, наблюдая за мной со странным выражением на лице. – Кстати, можешь называть меня Пауль.
Спасибо воспитанию леди Ребекки, именно благодаря ему я сейчас не поперхнулась: нечем было.
– Могу, но не стану, – ответила я. – Во-первых, мы с вами недостаточно хорошо знакомы.
– А во-вторых?
– А во-вторых, это имя вам не идет.
После такого леди Ребекка упала бы в обморок, но ее здесь не было. Тем более что имя и правда ему не шло, оно было приляпано к его образу с изяществом карнавальной маски на званом ужине.
После этого замечания Орман посмотрел на меня с еще большим интересом.
– Возможно потому, что оно не мое.
От такой откровенности я чуть не поперхнулась повторно.
– Вот как?
– Это имя мне дали в Иньфае, мой наставник. Пау-Лин в переводе с иньфайского означает «одухотворенный».
Он смотрел мне в глаза, и от этого взгляда становилось жарко. По-настоящему жарко, не как от пламени в камине: этот жар рождался внутри, а не снаружи. Не согревающий, но будоражащий, заставляющий тянуться к нему, как бабочка к огню. А с бабочками, которые тянутся к огню, ничего хорошего обычно не происходит. Потом от них остаются только крылышки.
Сама не знаю, почему у меня возникло такое чувство, но именно оно встряхнуло и заставило первой отвести взгляд. Этот разговор сам по себе переходил все допустимые грани. Даже не приличий, а чего именно, я пока сказать не могла. И не уверена, что хочу это знать.
– Вы обещали ответить на мои вопросы, – напомнила я, возвращаясь к завтраку.
Теперь уже намеренно избегая встречаться с ним взглядом, потому что в сумасшедшем светло-сером перламутре его глаз было нечто гипнотическое. Притягательное, пугающее и отталкивающее одновременно. Особенно когда вокруг радужки раскалялся золотой ободок, втекающий в ее цвет солнечными прожилками.
– Спрашивай. – Голос его снова звучал небрежно.
Равнодушно и отстраненно, совсем не так, как минуту назад. Наверное, так будет лучше.
– Что вчера произошло в ванной?
– Ты ушла на Грань.
– На Грань?
– Так называют переходное состояние некроманта или некромага, когда он находится между жизнью и смертью. Это взгляд на мир со стороны смерти, если можно так выразиться. С него начинается взаимодействие с магией. Такие как ты, Шарлотта, черпают силу из небытия.
От меня не укрылось, что он сказал «такие, как ты».
– Вы раньше встречали некромагов?
– Встречал. – Орман поднялся и подошел к окну, позволяя мне вздохнуть свободно.
Теперь, когда его не было рядом, можно было спокойно есть, не опасаясь подавиться беконом. А еще смотреть на него: когда он стоял вот так, сложив руки за спиной и глядя на улицу. Так проще, чем когда каждое неосторожное движение может привести к прикосновению, которого мне отчаянно хотелось избежать.
Усилием воли заставила себя вернуться к тому, от чего мы ушли. То есть к магии смерти.
– А кресло и настил в ванной? Что произошло с ними?
– Суть твоей магии. Глубинная Тьма.
Глубинная – что? От самих этих слов по коже прошел мороз.
– То есть…
– То есть Смерть. – Он повернулся в самый неподходящий момент: я по-простому полезла рогаликом в джем и макнула туда пальцы.
Случайно, разумеется, просто на слове «Смерть» рука дрогнула.
Воспоминания о текущем сквозь меня холоде были настолько неживыми, что на миг показалось, будто сердце перестало биться. Я вспомнила
