сорвавшиеся с рук черные ленты и мысленно содрогнулась.
– Что будет, если такое повторится? – спросила внезапно севшим голосом.
– Не повторится, если ты научишься этим управлять.
Управлять? Как я научусь этим управлять, ведь я – женщина! Даже если каким-то образом леди Ребекке удастся найти (через связи мужа) практикующего некроманта (что само по себе невероятно), вряд ли он захочет меня обучать. Честно говоря, я вообще смутно себе представляла, что леди Ребекка захочет говорить о таком. Виконтесса всегда была очень практичной и терпеть не могла магию. Что толку тратить время на то, что не приносит никакой пользы?
– Думаете, кто-то возьмется меня учить? – с губ сорвался смешок.
– Я.
Прежде чем я успела что-либо ответить на это (заявление? предложение?) – Орман шагнул ко мне и перехватил мою руку, мягко отнимая рогалик. Вздохнуть не успела, как его губы коснулись моих пальцев, а в следующее мгновение он удивительно мягко втянул один из них в рот.
Из груди разом выбило воздух, а меня выбило из реальности.
Я чувствовала только прикосновение губ к кончикам пальцев. Губ, а еще языка, медленно скользящего по коже. От бесстыжей ласки бросило в жар, я не успела перехватить сорвавшийся с губ протестующий вскрик, который прозвучал как стон. Широко раскрытыми глазами смотрела, как Орман медленно выпускает изо рта мой палец, позволяя прохладе коснуться пылающей подушечки. Скольжение языка по кончику другого пальца отозвалось пронзительным удовольствием в самом низу живота. Содрогнувшись от короткой умопомрачительной вспышки, закусила губу.
– Сладкая, – произнес он и медленно облизнул губы. – Какая же ты сладкая, Шарлотта…
– Это не я. Это джем.
– Именно ты.
«Именно ты» его низким хриплым голосом обрушилось на меня с такой силой, что я отдернула руку.
– Не смейте! – сказала яростно, с трудом сдерживая прерывающееся в такт колотящемуся сердцу дыхание. – Не смейте ко мне прикасаться!
– Ты правда этого хочешь, Шарлотта? Хочешь, чтобы я никогда больше к тебе не прикасался?
Переход с запястья в ладонь пульсировал и горел. Казалось, я все еще чувствую его пальцы там, где они раскаляли мою кожу. И не только там, но и внизу… воспоминания о сне нахлынули, увлекая за собой, воскрешая бессовестно-властные движения, терзающие и дарящие удовольствие.
Удовольствие, которого я не желала!
– Я правда хочу, чтобы вы оставили меня в покое, – сказала ледяным голосом. Подтянула рукав халата, открывая спящий узор. – Все, что нас связывает, месье Орман, находится здесь. Чем раньше вы это поймете, тем лучше.
Золотая вспышка в глазах заставила отшатнуться: я дернулась так, что чудом не опрокинула столик. Он придержал его, а потом поднялся – стремительно, как летом набегает гроза. Сверкнувшая во взгляде молния напомнила о солнечной пелене, растекающейся в бесцветии Грани.
– Вы обещали вернуть мне одежду, – напомнила.
– Тебе ее принесут. – Орман направился к двери, задержавшись у нее лишь чтобы добавить: – Но она не потребуется. Потому что после завтрака мы продолжим.
7
В мастерскую, которая так меня поразила, я вошла с высоко поднятой головой. В конце концов, ничего хуже веревок Орман уже не придумает (ведь не придумает же?), а к этому я была готова. Если к такому в принципе можно подготовиться, потому что превращающие мое тело в сгусток желания путы до сих пор вызывали не самые приятные воспоминания. Или наоборот слишком приятные, я пока не определилась. Я вообще смутно определилась с тем, что испытываю, когда вижу этого мужчину.
– Твоя маска. – Орман шагнул мне навстречу, но едва я протянула к ней руку, скомандовал: – Повернись.
– Я вполне способна справиться с этим сама.
– Не сомневаюсь, Шарлотта.
Не дожидаясь, пока я выполню приказ, мягко развернул меня спиной и приложил маску к моему лицу.
– Подними волосы.
– Вы не можете просто написать мой портрет?
– Нет. Просто не могу. – Его пальцы коснулись шеи, и я вздрогнула. Теперь, когда он не надевал перчатки (я была почти уверена, что нарочно), каждое прикосновение несло в себе будоражаще-острое воспоминание. Щелчок застежки прозвучал как выстрел. – И не хочу. Потому что я хочу тебя, Шарлотта.
– Хотеть не вредно, – заметила я, отступая, пожалуй, слишком поспешно.
Он говорил непристойные вещи с той же легкостью, что и дышал, и я не была уверена, что это не заразно. Потому что сегодня, когда Орман целовал мои пальцы, мне не хотелось их отнимать. Хотелось тянуться за его поцелуями, продлевая порочные ласки, а еще до безумия хотелось попробовать его
