привели к обратному результату: князь совсем потерял голову и впал в истерику. — Унибор старался не смотреть в очи Княгине. Он понимал, что своим докладом, он приносит ей боль и стыд за поведение любимого человека, но поделать ничего не мог: скрыть что — то или солгать — было выше его сил.
— Князь топал ногами, сквернословил и требовал, сию минуту, сдать командование дружиной лично ему. Он, немедленно, поведет её на лед, громить ненавистного врага! Думаю, что боярин Сивок, по пьяни, напел ему про то, что на льду нас ждет неприятельская засада. Вот ему, в хмельном угаре, и захотелось совершить ратный подвиг!
Прости Княгиня, но ничего лучшего, как связать князя и вернуть его в кибитку, я не придумал. Мыслю, что поступил правильно и для его же пользы. Гриди, которые собрались послушать Романа, вначале потешались над пьяными речами, но когда он перешел к грязным оскорблениям в твою сторону — сильно возмутились и зароптали в его адрес угрозы. По — другому я это непотребство прекратить не мог! — Ольга, от гнева, в ниточку сложила губы и до скрипа сжала зубы. Очередное унижение за несколько дней! И очередное крушение надежд на скорое выздоровление Романа!
Ну, за что ей такие муки? Чем она так прогневила богов? Неужели, святое и великое чувство любви, которое она впервые испытала к мужчине, так неугодно верховным покровителям её рода?
— Великий Перун! Великий Дажьбог! Великая Мякошь! Великий Хорс! За что вы так жестоки по отношению ко мне? Я ведь простая, земная женщина: со своими слабостями и мирскими понятиями долга, чести, верности и любви!
Вспомните, я ведь не стремилась стать Великой Воительницей, не билась за княжеский стол, не тянула из себя жилы, в погоне за правом повелевать своими народами.
Я лишь боролась за их счастье, за их спокойствие, за их свободу, и по мере своих сил — искореняла несправедливость, выкорчевывала алчность, трусость, предательство!
Для себя хотела немногого: любить и быть любимой, иметь семью и рожденных мною детей, жить в окружении близких и дорогих моему сердцу людей и защищать их, не жалея живота своего. Разве это много?
О боги! Вы были ко мне незаслуженно щедры с самого детства. Вы наделили меня многими умениями и способностями, но взамен забрали самое дорогое, что у меня было: любимого человека и плод нашей с ним любви — не родившуюся дочь!
О боги! Я готова пожертвовать всем, что у меня осталось и даже самой жизнью. Заберите у меня все! Верните любовь и дочь! — Ольга не замечала, что по щекам, оставляя мокрые дорожки, текут крупные слезы, а губы беззвучно шепчут мольбу — заклинание израненной души.
Это заметили её суровые боевые побратимы, сидящие в седлах рядом. Они, смущенные увиденным, не сговариваясь, развернули коней и отъехали на несколько шагов в сторону. Но Ольга, на это внимания не обратила. Она просто беззвучно, по — бабьи плакала, даже нет — выла, но мысленно, как воют все бабы на похоронах.
Вечерять Княгиня не стала: еда не лезла в горло. Заседлала Бутона, вызвала Луку и без всякой цели направилась, куда очи глядят. Скоро наткнулась еще на один сухой островок, размером чуть больше их подворья в Игреце, густо заросший чахлыми березками. В центре его стояли торчком девять гранитных истуканов, неизвестно как здесь появившиеся и для чего и кем поставленные.
Лука долго ходил вокруг непонятной постройки, с шумом тянул носом воздух поверху, нюхал основания гранитных столбов и после всего, ушел на край островка, мотая от недовольства огромной головой. Ольга поняла: неприятное, темное место. Луке оно не понравилось.
Подошла, и с интересом оглядела непонятное сооружение. Девять гранитных столбов, образовывали овал, нет, скорее круг, с площадкой в пять саженей внутри. В центре — углубление, заросшее густым вереском. Очень похоже на обычное капище, но присмотревшись, понимаешь — это не капище, это что — то другое. А что — непонятно! Но это точно: каменных богов в капище — славяне не ставили. Только деревянных! Да и на наших богов, гранитные идолы, совсем не походили.
Ольга не решилась нарушить священный, очерченный круг. Выбрала место, где возле неизвестных, чужих богов было поменьше зарослей и присела на сухую травяную подстилку, спиной облокотившись на холодный гранит.
Ярила спрятался за деревьями, но небосвод еще оставался светлым. Ветра почти не было, и тишину болота нарушали вполне обычные звуки: где то недалеко — тетеревиный ток. Слышно было, как самцы готовятся к любовной схватке за самку. На пределе слуха ревел сохатый, зазывая на встречу молодых лосих.
Зима шла на убыль. Природа пробуждалась, и жизнь требовала своего продолжения. Ольга тяжело вздохнула и смежила очи: не время предаваться любованиям за приближением весны. Надо думать о предстоящей битве. Готовить план на сечу!
Пока, совершенно ясно только одно: войско Лиходеда, по численности превосходит её, почти на тысячу гриден. Была надежда, что её воины, подготовлены лучше, что ворог не имеет понятия о стременах, а значит и о стрельбе из луков на скаку. Но надежда — это совсем не то, что уверенность! Она своими очами зрела, что некоторые воины воеводы Зосима, уже освоили стремена, правда несколько отличной формы. Значит, разведка и людская молва действует, и её секреты — уже не секреты!
Да и она отлично помнит слова старшины дружины Речных Ворот — Михея: строить план сражения, на сладких надеждах, означает заранее планировать свое поражение! Всегда нужно предполагать, что враг подготовлен лучше, что он коварнее и хитрее.
Вот из этого мы и будем исходить: о стременах они знают. Стрелять на скаку — обучены. Тем более что значительную часть их войска, составляют
