— Лука! Сегодня ночью мне понадобится твоя помощь! Пока я буду заниматься делом, ты будешь охранять меня и то место где я буду заниматься своей задумкой. Согласен? — Лука, в ответ, коротко рыкнул и осклабился, выражая свою полную готовность идти за хозяйкой хоть на край света.
49
Ночь перед битвой, для Княгини выдалась беспокойной. Нет, не правильно: понятия ночь, в обычном смысле, вообще не было. Не было теплой купели перед сном, не было кружки печенного заквашенного молока, не было раздумий под теплым меховым пологом, не было сладкого изменения реальности — сна: только что ты была в одном мире, а через мгновение — совершенно в другом.
Через некоторое время, после ухода сотников и воеводы, Ольга направилась к обозу, который устроился на отшибе, на самом берегу островка. Кибитку князя, определила по двум могучим теням, которые маячили с двух сторон от неё.
Княгиню, стражи узнали мгновенно: высокий, бородатый гридь поспешил к ней навстречу. Второй, наклонив в боевое положение копье, отступил за другую сторону мехового полога:
— Княгиня, у нас все спокойно! — В бородатом воине она узнала десятника сотни Симака — Снегиря. Сейчас он, при свете луны, казался много старше, чем при первой встрече:
— Князь с боярином, после трапезы, долго о чем — то спорили и только недавно угомонились. Ведут себя тихо, из кибитки почти не выходят, и в гости к ним, кроме поваров, никто не захаживает. Думаю, что сторожить их, и один охранник справится!
Может, отпустишь обратно в сотню, Княгиня! А то ведь стыдоба, хоть сквозь землю провалиться: побратимы завтра на битву святую пойдут, а я от княжеской кибиткиворон отгоняю.
И главная задача — сберечь свою задницу и об его седалище не опоганиться! Князю, видно, боярской нежности не хватает или уже наскучил ему Сивко, а может боярин, как мужчина, ослаб с возрастом. Вот он и начал ко мне и Тарасику приглядываться. — Снегирь кивнул на гридя, стоящего в тени княжеского жилища:
— Посулами донимает и при любом удобном случае, в кибитку норовит зазвать. Перед вечером, выходит к нам с кувшином меда и завлекает нас его запахами. Но мы стараемся держаться подальше от его соблазнов, в виде кувшина с медом и того, как он себя поглаживает по заднице. Хотя скажу честно: первое — намного привлекательнее выглядит, чем второе! — Снегирь поперхнулся и замолчал. Видно, он даже в темноте, заметил краску стыда на лице Княгини. В растерянности, он сделал два шага назад, как — бы на всякий случай. Береженого — и боги берегут!
Ольга, некоторое время, невидящими очами смотрела на пристанище Романа, а затем торопливо направилась к кибитке. На мгновение задержалась перед входом, затем решительно тряхнула головой и нырнула под меховой полог, закрывающий вход.
Внутри кибитка, была разделена на два закутка огромными медвежьими шкурами: один был поменьше, другой — значительно больше. Между ними — очень узкий проход, через который, даже ребенку, трудно протиснуться.
Заглянула в малый: на узкой лежанки из шкур, хотя была кромешная темнота, Ольга узрела спящего боярина Сивка. У изголовья стоя пустой кувшин, а в самом закутке — густая вонь ядреного перегара и человеческой мочи.
Во втором было светло: на узком и низком столике, горела лучина в широком глиняном горшке. Запах мало чем отличался от запаха в загородке Сивка: может только мочой воняло меньше. Зато перегар щипал очи, как в самом захудалом портовом трактире.
Роман сидел на меховой лежанке, накрывшись бараньим тулупом от ног до пояса и немигающим взглядом глядел на Воительницу. Поверх грязной рубахи из толстого сукна — душегрейка из волчьей шкуры. В очах отражалось пламя лучины.
Крыша в кибитке была низкой, не позволяла выпрямиться во весь рост и Ольга была вынуждена присесть на корточки в ногах князя:
— Роман, ты что творишь? Как ты позволил себе, так низко пасть? Ты что, забыл, кто ты есть? Куда исчез всесильный князь и смелый воин? Где тот обаятельный и сильный муж, которого я полюбила? Которому я отдала свою девичью честь и от которого ждала ребенка? — Очи Романа немигающее зрели в то место, где недавно она стояла. В них, все также, отражалось пламя лучины. Ольге сделалось по — настоящему жутко. Прошло некоторое время и Роман, наконец, ответствовал:
— Какой ребенок? Мой ребенок? И где же он? Заголи чрево, представь его на обозрение. Через одеяния, я что — то ничего не зрю! Если считать на перстах, то ему от зачатия — не менее семи лун, а такого уже под тулупом не скроешь! А если скроешь — то в зачатии его, я участия принимать немог! Природу и время, в отличие от меня, тебе обмануть, при всем твоем коварстве и хитрости — не удастся! От кого ты понесла, я не знаю: свечку, когда тебя кто — то во все дырки пялил — я не держал. В это время мне голову рубили и в озере топили. Не до пастельных утех мне было!
— От вспыхнувшей ярости, у Воительницы сжались кулаки, и ногти до крови впились в длани. Пришлось приложить громадное усилие, чтобы сдержать клокотавший внутри гнев:
— Прости, князь! Не смогла я доносить нашу дочурку! — Голос Ольги дрожал и прерывался от нанесенной обиды. Слезы булькали в горле, мешая
