– Обязательно расскажу, и прости-прости, что так вышло.
– Ладно, лучше скажи, как прошмыгнула, что я и не заметил.
– Умею, – подмигиваю и несусь на кухню.
– Да, – ворчит за спиной отец. – Чаю попить – самое то с дороги. Тем более, тут Нинка, соседка, варенье передала. Клубничное, кажется.
Хохочу. Ну, конечно, а какое ещё.
Так и вижу хитрую физиономию Охранителя. Намазываю жирным слоем на белый, ароматно пахнущий хлеб, и кусаю побольше. Не дожевав, бормочу:
– Пап, а тебе Нинка нравится?
Он давится и прыскает чаем.
– Последняя женщина, которая мне нравилась, твоя мать.
– Да брось ты, пап. Десять лет уже прошло.
– Одиннадцать, – поправляет он. – Ты где-то свой день рождение пробегала.
– Ничего, наверстаем ещё. А о Нинке ты подумай. Вот так выскочу замуж, а ты будешь тут один-одинёшенек. Что делать?..
– Внуков ждать! – ласково усмехается он. И мне становится тепло и наворачиваются слёзы.
Отец вытирает их и улыбается:
– А ну отставить рёв! – как тут не подчинится. – Сейчас я тебя развеселю. Ну во-первых, Маша поправилась. Выписали уже, тебя ждёт. Во-вторых, что тут у нас было!
– А что?
– Светопреставление целое. Не поверишь, Маша почти сразу, как ты уехала, очнулась и начала по больнице бегать. Ранила там кого-то. Потом её в дурдом увезли, оттуда Фил вытащил. К себе отвёз. А тут сектанты какие-то явились. Похитили нас с Юркой, в комнате заперли, пичкали чем-то непонятным. И Машу к нам тоже поместили. Так она нам убежать помогла. Ой, она покрасилась, в розовый, ты её не узнаешь теперь!
– Так закончилось всё чем? – откусывать бутерброд боюсь, вдруг сейчас как выдаст и подавлюсь.
– Ну репортёры прилетели, столичные, наверное. На вертолёте. И этот Фил с ними. И менты ещё. Повязали эту секту всю, теперь суд будет.
– Ну дела! Хоть роман пиши!
– И не говори. Сам думал, что кино какое-то снимают, а мы по ошибке там оказались.
– Да, помнишь, как говорила мама: жизнь похлеще всякого кино и книг.
– Верно говорила. Мудрой женщиной была твоя мама, – поднимается, доливает себе чаю в кружку с медведем и, глядя на меня по-родному и добро, говорит: – Ну теперь ты. Чего откладывать, рассказывай.
Отставляю кружку, кручу локон на пальце:
– Папочка, история длинная, да ты и не поверишь.
– Ну времени у нас навалом – воскресенье же. А поверю я теперь во всё, даже в то, что инопланетяне существуют.
– Они существуют!
Но серьёзнею и говорю:
– А можно отдохну чуток, с мыслями соберусь? А то, правда, не знаю с чего начать…
Отец встаёт, собирает кружки, кладёт в раковину.
– Конечно, детка. Только потом – обязательно.
– Обещаю.
Чмокаю в щёку и плетусь к себе.
В комнате – полумрак. Пока штору не откроешь, не поймёшь, какое время суток. Только компьютер подсвечивает голубым.
Вывожу из спящего режима – открывается страница в читалке. Вспоминаю, книгу же открыла. Только книги нет – передо мной бесконечный белый лист, на котором обрётший самостоятельность delete пожирает оставшиеся слова.
Пытаюсь отменить команду, спасти хоть чуть-чуть. Но пожиратель букв беспощаден.
У меня на глазах он, буква за буквой, доедает последнюю фразу:
На пару секунд курсор замирает, вздрагивает, будто пульсирует и начинает двигаться, выпуская, по одной, новые буквы, те – складываются в слова, они – в предложения:
