Счет времени она потеряла. Прошел ли с заката час или два? А, может, дело уже к утру?
Ей все еще не виделся холм – тропа, как вихлялась собачьим хвостом по равнине, так и продолжала стелиться плоско, ничем не намекая на приближение горы.
Белинда умаялась.
Жизнь в интенсивном режиме постоянной осознанности измочалила ее похлеще скоростной разгрузки вагонов. «Распознать-что- пришло/переосмыслить/отпустить».
Просто? Если бы.
Кажется, она забыла, куда и зачем шла.
Да, лес – это просто новая жизнь, отдельная. Та, в которой ты до старости будешь заниматься пересмотром ситуаций, в которых однажды оказался. Сначала недавних, затем отдаленных, потом и вовсе из позабытого, казалось, прошлого.
Только, если уж ступил на тропу, будь добр ее пройти.
И она проходила. Наполнялась вонючей жижей до краев, переживала ее, ощущала затылком и кончиками пальцев, кипела, булькала, плавилась, изрыгала пламя, а после, как сдутые меха кузницы, опадала. Обретала минуту спокойствия. А после наполнялась вновь.
Спустя какое-то время она забыла не только направление, но и собственное имя – стала вместилищем чужих чувств, а так же рабом и священником. Бесконечно страдала, исповедовалась, каялась, отпускала себе же грехи. Чтобы тут же вспомнить новые.
Устала до беспамятства. До того, что, когда неожиданно вышла к подножию холма, оставив лес позади, уже не обрадовалась ни мягкой траве под ногами – той самой, шелковой и нежной (из сна), ни тому, что в нее, кажется, больше никто не вселялся, ни даже взошедшему над головой солнцу.
Когда колени подкосились и Лин, ударившись грудной клеткой, повалилась навзничь, глаза ее все еще были открыты.
А вот ум уже спал.
Он отключился.
А далее был самый странный день в ее жизни – самый пустой и одновременно самый наполненный, не «бессмысленный». У ног, поглаживаемая ветром, качалась трава; по небу бежали, меняли форму, рвались на части, соединялись и растворялись облака.
Белинда не помнила, когда проснулась.
Она сидела на лугу перед южным холмом, и ей казалось, что она, наверное, сидела здесь всегда. Одна жизнь закончилась, другая еще не началась – а здесь и сейчас короткий, как секунда, и такой же вечный момент покоя. Мысли в голове плыли подобно облакам: меняли форму, содержание, растворялись, возникали вновь – Лин провожала их тем же пустым взглядом, каким провожала и собратьев на небосклоне. Без эмоций, без грусти, без радости.
Она впервые в жизни была самой собой и впервые видела день, являющийся просто днем. Не плохим, не хорошим, не коротким и не длинным – таким, каким он был. А наблюдала ли она хоть один-единственный день раньше, в прошлом? Нет. Всегда смотрела сквозь шоры из эмоций, сквозь запутанный кокон чувств, сквозь пыльную бойницу, в которую этому ветру было попросту не влететь.
Ночной поход ее очистил.
Он состарил ее и родил заново – он позволил единственный раз в жизни ей побыть самой собой – человеком, женщиной, всем и никем. Белиндой.
Конечно, она помнит, что собиралась взобраться на холм, помнит, что еще чуть-чуть, и нужно будет подняться с земли и вновь шагать через лес – уже другой, уже не страшный.
Хотя, был ли Лес Духов страшным? Страшнее того человека, которым она являлась изнутри?
Нет. Войди она в него пустой, и прошла бы, не задерживаясь, не размениваясь на переживания. Но ведь на то люди и люди, чтобы учиться…
Когда перезрелое солнце начало превращаться в «апельсин», Лин поднялась с земли.
Вероятно, пребывай она в другом состоянии – не в состоянии пережившего клиническую смерть наркомана – страшно расстроилась бы тому, что увидела: дома Миры на холме не было.
Была лысоватая опушка; шумели сосны, качались клены.
И ни одного строения.
Белинда вдруг поняла странное: что сам ее поход и то, что она пережила ночью, явилось для нее опытом куда более ценным, нежели та награда, к которой она так стремилась.
Сон. В Тин-До она просто спала и наблюдала абстрактные картины – летала, кого-то посещала, слышала… Звезда. Мерцала ли хоть раз на ее ладони звезда? Время стерло четкие очертания и понимание, этот угасающий день размыл все, что когда-то являлось для Лин оплотом. И ни грусти, ни разочарования, ни тоски.
Она прошла через лес сюда. Она пройдет через него обратно. Как-то. Возможно, это будет сложно. А, может, не так сложно, как было впервые.
Лин сидела на крохотной полянке и смотрела на другую, непривычную линию холмов, любовалась чуть иным изгибом реки и абрисом далекого отсюда Тин-До. Где-то там сидит в келье с трубкой Мастер Шицу, и уже отужинали, наверное, в столовой послушники. Где там скоро взобьет перед сном тонкую
