Столько тоски, страха и доверия было в этом вопросе, столько желания хоть за что-то уцепиться в безвозвратно ускользающей прежней жизни…
– Да, – сказала майор Казарова.
Просто потому, что почувствовала – в такую минуту она не имеет морального права сказать ничего другого.
2
Улицы Атлантсбурга бушевали озабоченными людьми; Тати куда-то вела Кузьму за руку, тащила, даже не оборачиваясь – как обычно по утрам тащат детей в садик опаздывающие на работу родители. Юноше постоянно приходилось подстраиваться под её скорый нервный шаг… Первое время он чувствовал очень сильную неловкость от того, что столько незнакомых прохожих смотрят ему в лицо. Но потом понял: они не видят его. Для них – его лицо просто одно из лиц в толпе. Фон… Белый шум… И тут, в этой стране, на него скорее пялились бы с любопытством, если бы он шёл по улице в головной накидке…
Иногда девушки, правда, задерживали на нём взгляды и даже оборачивались – Кузьму это сначала беспокоило, он опасался, что они с Тати, торопливо прорезающие людской поток, могут вызывать подозрения… Он поделился своими соображениями с нею:
– Да ты просто красавчик… Вот они и таращатся, – отмахнулась Тати, – в Атлантсбурге все суетятся. Столица большой страны. Наша беготня никого не удивляет, поверь.
Кузьма разглядывал атлантийцев. Прежде ему не приходилось подолгу ходить пешком – городские улицы из окна лимузина выглядят иначе – новые впечатления поглотили юношу.
Возле киоска с мороженым Кузьма заметил молодую девушку, примерно его ровесницу, в довольно необычной одежде – она была облачена в длинный, до самой земли, чёрный плащ с широкими рукавами – сквозь прорези на них виднелась белая ткань поддёвы. Головной убор девушки походил на поставленный горлышком вниз кувшин, тоже чёрного цвета, а на груди у неё на толстой серебряной цепи висел массивный резной медальон, инкрустированный драгоценными камнями.
Девушка купила целый пакет одинаковых эскимо и отправилась дальше по аллее – неподалёку от киоска в тени липы её ожидала группа детей – маленьких девочек, лет семи-девяти, одетых в точно такие же длинные чёрные плащи, строго подпоясанные на талии, но без броских медальонов и кувшинов – на головки их повязаны были одинаковые белые косыночки.
Кузьму увиденное заинтриговало.
– Почему они так одеты? – спросил он Тати.
– Это, вероятно, ученицы церковной школы.
– У вас тоже есть храмы? В Новой Атлантиде молятся? У нас говорят, что прогресс ведет к безверию…
– Чего бы им не молиться? Молятся. И будут молиться. Прогресс тут ни при чем. Во все времена найдется горстка желающих получать деньги за воздевание дланей к небу, – майор Казарова усмехнулась презрительно.
Девочки, словно утята, потянулись за своей предводительницей, увенчанной перевернутым кувшином – таинственная процессия неторопливо пересекла бульвар, по светофору миновала проезжую часть и сконцентрировалась возле резной калитки в кирпичном заборе. За забором поднималось в безоблачное небо нарядное, украшенное мозаикой и лепниной, невысокое в сравнении с хорманшерскими небоскребами здание со многими куполами и башенками – Храм Пречистого.
– Можно я посмотрю? – попросил Кузьма. – Давайте зайдем! На минутку всего…
– Зачем тебе? – удивилась Тати.
– Я никогда не был в настоящем храме… У нас мужчинам запрещено входить в молельни. Считается, что женщина, как глава семьи, должна воспринимать сияние духа и слова жриц. Мужчины молятся только дома. А мне так любопытно… У вас тут, вы сказали, демократия… Может, в ваши молельни можно входить мужчинам?
– Молния тебя точно не пронзит за это, – Тати кисло скривилась, – Хочешь, иди… Но не больше, чем на пять минут. Я тут останусь.
Кузьма радостно метнулся к массивной калитке. Тати прислонилась спиной к забору и извлекла из кармана флягу.
Юноша не знал толком, что именно собирается искать в стенах обители чужой веры; он смутно чувствовал потребность в духовной опоре, без которой в переломные моменты жизни приходится так тяжело, что сознание начинает цепляться за что угодно, лишь бы сохранить себя. Кузьма жадно искал в мире, успевшем уже явить его юному взору свои не самые светлые стороны, нечто абсолютное, надежное, действительно прекрасное. Он искал Бога.
В помещении храма царил мягкий полумрак – служба закончилась давно, и кроме шагов Кузьмы ничто не нарушало огромной царственной тишины, в которой ласковые потоки воздуха покачивали податливое свечное пламя – людей нигде не было видно, их присутствие выдавали только голоса во внутреннем дворе – боковая дверь была приотворена, в нее просачивалась яркая полоса дневного света.