Михайлов откинулся на спинку стула, устало сказал:
— Во всяком случае, чувствует он себя действительно, как хозяин. За неполные две недели девятое ограбление. Знаешь, если нам в самое ближайшее время не обезвредить банду, то спекулянты-эсеры и их союзнички меньшевики сумеют многих людей настроить против нас. Так что поймать Данилу и его дружков — вопрос, я бы сказал, политический. Приглашай ко мне наших хлопцев, будем решать, что делать.
Гарбуз вышел, а Михайлов встал и, привычно расхаживая из угла в угол, задумался. «Да... выходит, что сложно защищать новую власть! Казалось, народ, униженный и замордованный самодержавием, получив свободу, будет делать все, чтобы укрепить завоевания революции. В общем-то так оно и есть. Но нашлись и такие, кто хочет за счет очистительных перемен обогатиться. Это, конечно, не народ, а так — накипь, пена...» Вспомнился вчерашний разговор с Алимовым. Тот, закончив разбираться с доставленным в штаб спекулянтом, горячо докладывал Михайлову: «Не хватало нам еще спекулянтами да ворами всякими заниматься. Нам же надо революцию делать».
«Нет, Роман, — думал Михайлов, — надо, отстаивая дело революции, одновременно вести беспощадную борьбу и с ворами, и со спекулянтами. Плоха та власть, которая позволяет всякой нечисти обкрадывать, грабить и убивать людей».
Кто-то громко постучался в кабинет. Михайлов как раз проходил мимо двери, толкнул ее рукой:
— Входите.
На пороге стоял незнакомый солдат. Красная повязка на рукаве — милиционер.
— Входите, товарищ! — повторил Михайлов.
— Благодарствуем. — Солдат снял шапку, оглядел кабинет и спросил: — Ты, значит, и будешь начальником милиции?
Солдату было лет двадцать пять. Лицо покрыто веснушками, огненно-рыжие волосы смешно топорщатся на голове.
— Да, я начальник милиции. Присаживайтесь, слушаю вас.
Солдат, несколько смущенный чистотой и порядком в кабинете, заговорил:
— Хочу испросить разрешения на женитьбу.
Михайлов улыбнулся:
— А почему у меня надо спрашивать? Не лучше ли у родителей невесты спросить?
— Она не местная, а мне комиссар третьей части сказал, что милиционеры на особом положении и надо предупреждать, на ком жениться хочешь, чтобы жена классовым врагом не оказалась.
— А вы давно в милиции?
— С пятого марта. Как прикомандировали меня сюда, так и служу.
— Ну и как, не в тягость служба?
— А чего ж она в тягость будет? Коль революцию сделали, надо ее и защищать, да и люд простой от жуликов да ворюг разных ограждать.
— Правильно мыслите, товарищ. Как ваша фамилия?
— Прохоров. Андрей Святославович.
— А кто же невеста?
— Рабочая завода «Энергия».
— Значит, пролетарка.
Михайлов подошел к столу, по телефону связался с третьей частью. Поинтересовавшись у комиссара ходом дел, спросил, знает ли тот солдата- милиционера Прохорова. Выслушав ответ, сказал:
— Какие тут могут быть вопросы? Создается рабоче-крестьянская семья. Да-да, нужно благословить. — Положил трубку на аппарат, повернулся к Прохорову. — Слышали? Идите в свою часть, вам выдадут справку. Женитесь и живите счастливо.
— Благодарствуем.
Солдат не видел, как Михайлов, улыбаясь, смотрел ему вслед: «Вот и первая милицейская семья в Минске появится, — думал Михаил Александрович. — Новая жизнь вступает в свои права!»
Тем временем в кабинет начали входить вызванные Гарбузом люди. Михайлов выждал, пока все рассядутся вокруг стола, и заговорил:
— Перед нами задача — обезвредить банду Данилы. Чувствуется, что она состоит из отпетых головорезов. Понимаю, опыта борьбы с этой публикой ни у кого из нас нет. Но вот о чем я подумал: если мы могли жить и сражаться в подполье, то неужто сейчас не справимся с такими вот данилами? Немного смекалки — и никуда банда от нас не денется. Предлагаю следующее: Шяштокас и Алимов будут искать бандитов по притонам и другим злачным местам. Данила дал знать о себе после того, как распоряжением Самойленко из тюрьмы выпустили уголовников. Так что ты, Альгис, — Михайлов положил руку на плечо Шяштокасу, — можешь встретиться со знакомыми. Думаю, вам обоим надо сыграть роль получивших свободу уголовников.
Шяштокас с сомнением покачал головой:
— Боюсь, что Роману будет трудно. Он, насколько я знаю, даже в тюрьме никогда не сидел. Я — другое дело, насмотрелся. А Роман сойдет за моего дружка.
