Сена было много. Они расположились недалеко друг от друга. Дед Юзик долго возился у своей постели и, наконец устроившись, начал свой рассказ:
— Я, брат, воевал храбро и с умом. Всегда старался сначала обмозговать, головой, как говорится, поработать, а потом волю рукам давать. Но случилось однажды, что и я оконфузился. Послали меня в разведку в одну деревню. Отряд готовился в большой рейд, а у нас было трое тяжелораненых. Командование отряда приняло решение оставить их в глухой деревушке, жители которой всегда помогали нам. Перед тем как доставить наших товарищей в эту деревню, меня послал туда командир, чтобы еще раз разведать обстановку и определить: у кого из жителей деревни оставить раненых.
В крайнем доме проживала моя дальняя родственница: у нее я постоянно останавливался, когда в деревню приходил. Пришел я к ней, разделся, поел, и вдруг моя родственница как крикнет: «Немцы!» Глянул в окно; во двор и впрямь входят немец с автоматом и полицай с винтовкой, а у калитки их еще штуки три или четыре стоят. Схватил я винтовку и на печку шась, занавеску задернул, затвором щелкнул, сижу, жду, что дальше будет. А печка накалилась так, что даже мои ватные брюки враз калеными стали, жгут мою секретную часть — ужас! Что делать? Сжал зубы, терплю, а сам вспоминаю, что у меня в жизни хорошего было, вижу, что и за мной костлявая с косой пришла. Решил, что если сунутся на печку, так хоть пару сволочей перед смертью порешу. Правда, печь жжет — сидеть сил нет, а тут и пошевелиться нельзя, так как вижу через дырку в занавеске, что в комнату входят двое — немец и полицай. Немец остался у порога, а полицай зыркнул глазами на занавеску, заглянул под кровать и спрашивает у хозяйки, кто, кроме нее, в доме есть. Та, бедная, заплетающимся языком отвечает, что одна, мол, она. Затем немец и полицай вышли в коридор. Слышу, как полицай говорит немцу, чтобы тот подождал, а он на чердак слазит. Только я успел чуть позу сменить, как в комнату снова полицай входит, а у меня уже зад начинает куриться, мамоньку вспоминаю. А этот прихвостень подходит к печке и зачем-то в огонь еще дров подбрасывает. За одно это мне хотелось ему пулю всадить, да нельзя. Немец же в коридоре остался, а на улице их еще целая банда, сижу, корчусь. Полицай вдруг рассмеялся и громко говорит: «Передайте Юзику Прыщу привет и напомните, что в одном месте свою задницу он однажды уже чуть не обморозил, как бы в другом не обжег».
После этого, гад, снова засмеялся и вышел. А я сижу себе на печке, пошевелиться боюсь, а зад мой действительно как кусок баранины на сковороде, жарится. Еле дождался, пока немец и полицай из хаты выйдут. Соскочил с печки, а у самого глаза в тумане, тело — в поту, а зад, как говорится, в дыму. Не сдержался и как крикнул на хозяйку: «Что же ты, зараза, так печку жаришь? Дров совсем не жалеешь!»
А сам стою и думаю: «Откуда полицаю известно, что со мной казус в отряде случился?» А было вот что: однажды по нужде большой я к берегу речки пошел, только пристроился, как снег подо мной хрустнул, и я с обрыва, почти без штанов, прямо в речку полетел, а лед тонкий был, я его своим мягким местом пробил и по горло в воде оказался.
«Но это же в отряде было, — думал я, — откуда полицай об этом знает? Не иначе как немецкий шпион в отряде имеется».
Побежал я в отряд, доложил все командиру, а тот только смеется и все равно приказал раненых в деревню доставить. Пошли мы в рейд.
Добре погоняли фашистов, три эшелона с войсками на воздух подняли. И вот через неделю встретились мы с другим партизанским отрядом, они тоже выполняли задание по уничтожению немецких тылов. Гляжу я на одного партизана и глазам своим не верю: передо мной стоял тот самый полицай, который мне привет передавал, когда я муки на печке терпел. Кинулся я к нему и кричу: «Ну что, прихвостень, попался!» А он смотрит на меня, хохочет и говорит: «А, Юзик?! Как ты там на печке, отогрелся?» А я щелкнул затвором винтовки и кричу: «Бросай, гад, автомат, а не то я тебя вмиг отогрею».
Подошли его и мой командиры. Я им доложил о том, кто на самом деле этот автоматчик, а они мне говорят: «Успокойся, товарищ Прыщ, этот автоматчик наш, свой, а полицейскую форму он по нашему приказу иногда надевает». И рассказали они мне, что Скрипка Иван никакой не полицай, а партизанский разведчик и что наши командиры смогли убедить немцев проверить деревню, чтобы те не вздумали лезть в нее, когда там раненые находиться будут.
Скрипка, когда прибежал сообщить связному, что немцы едут в деревню, был предупрежден о моем пребывании в деревне. Поэтому и пришел он сам в дом, где я остановился. Ну это я отклонился. Скрипка представляет интерес для тебя, сынок, потому что он хорошо знал Славука.
— А где Скрипка живет?
— В нашей деревне, — хмуро ответил дед, — на мою голову сюда лет десять тому назад перебрался. Теперь всем рассказывает, как я часть своего тела на печке чуть не сжег.
— Ну что же, завтра поговорим, — ответил Ветров и повернулся на бок. — А сейчас спать будем.
«Явление Христа»
Было уже около одиннадцати часов вечера, когда Максим осторожно перелез через изгородь и потихоньку приблизился к светившемуся окну, за которым было слышно монотонное бормотание людей. Ларин на всякий случай обошел дом — никого. Тогда он снова подошел к окну и осторожно заглянул в комнату. Там при свете тусклой электрической лампочки можно было различить человек двадцать. В основном старики.
Когда Максим приблизился к стеклу и присмотрелся повнимательней, то увидел несколько молодых девушек и даже лет пяти-шести мальчика. Все
