чай. Ничего подозрительного он не заметил, но ведь она могла подмешать снотворный порошок в чай чуть раньше.
— Отпей сперва ты, — задушевно сказал ей Урос, — Я не хочу обжечь себе губы.
— Это большая честь для твоей служанки. — ответила Серех покорно и мягко.
Без колебаний она выпила чай, сполоснула пиалу и наполнила ее вновь.
— Подожди еще несколько минут, господин, — сказала она, — Сейчас я приготовлю тебе поесть.
Она вышла из палатки и присела у огня возле Мокки.
— Аллах, помоги нам. — бормотал саис.
— Благословенно его имя, — произнесла Серех и добавила — Теперь, когда конь рядом с ним, этот дурак думает лишь о том, как бы улечься поудобней.
Тут она тихонько застонала. До этого времени, ненависть, страх, работа приглушали ее боль. Но в тепле костра ее израненная спина жгла ее одной сплошной раной. Она провела пальцами по следам от плетки, которые уже начали покрываться коркой.
— Как же мне больно, — зашептала она жалобно, — очень больно.
Мокки протянул к ней руку, чтобы привлечь к себе, но не решился дотронуться до ее спины.
— Ты должна чем-нибудь полечить свои раны, — прошептал он, — твои мази… травы…
— Да, да, — забормотала Серех, — Но сначала поставь рис на огонь.
Она подняла руки, чтобы развязать шнур, на котором висели мешочки с травами, но тут же отдернула их — шнур прилип к ранам и засох. Серех оторвала кусок ткани от подола и опустила в кипящую воду с рисом.
— Позволь мне, — сказал Мокки и выхватил у нее мокрую ткань. — Честное слово, тебе не будет больно.
И его руки развязали узлы шнура так осторожно, что Серех почти ничего не почувствовала.
— Какой мешочек надо открыть? Этот или вот этот? — спросил он и помахал связкой, как знаменем.
Серех грубо схватила его за руку и зашептала:
— Не смей их трогать, ясно? Ты ничего в этом не понимаешь и не знаешь, в каком из них смерть, а в каком жизнь!
Она забрала их у саиса, в свете огня внимательно рассмотрела знаки вышитые на них, и прошептала несколько непонятных заклинаний. Мокки наблюдал за ней и боялся пошевелиться.
— Ты говорила о смерти, — сказал он тихо, — Находится ли смерть Уроса среди одной из этих трав?
— Терпение, большой саис, — прошептала Серех, бросив быстрый взгляд в сторону палатки, — Ничего не говори об этом сейчас.
Словно успокаивая его, она стала тихо напевать одну из монотонных песен кочевников. В это же время она открыла один из мешочков, на котором было сделано несколько красных стежков, вытряхнула порошок из растертых растений в чашку, налила туда горячей воды и оторвав еще один кусок ткани от платья, обмакнула его в этот раствор.
— Приложи это к моим ранам, — попросила она саиса.
Затем она оделась в теплый пуштин с большими карманами. В правый карман она положила все мешочки, кроме одного единственного, обозначенного темно-синей звездой. Его она положила в левый карман. Тепло мехового пуштина расслабило ее, она облегченно вздохнула, опустилась перед котелком с рисом, попробовала варево большой деревянной ложкой и начала добавлять туда специи.
В палатке было тихо. Джехол спал, а Урос неподвижно сидел на постели оперевшись на подушки. Снаружи послышалось неясное бормотание.
«Уже готово?» — подумал он. И точно, в палатку вошел Мокки, неся большое блюдо плова, от которого шел горячий пар. Мокки поставил его у изголовья постели и сделал было шаг назад.
— Подожди-ка, — сказал ему Урос.
Действительно ли настал тот самый момент, который должен был прийти рано или поздно?
— Подожди, — повторил он.
Полуприкрыв глаза он наблюдал за саисом. От него он ничего опасного не ждал, разве только открытого нападения. Он был лишь примитивным оружием в руках кочевницы, но в искусных руках и такое оружие может стать убийственным.
Урос повернулся в сторону горячего блюда и сказал:
— Запах от плова замечательный. Жаль, что у меня нет аппетита. И я совсем не хочу есть в одиночестве. Подойди, садись вот здесь, я приглашаю тебя разделить со мной этот ужин.
— Меня? — испугался Мокки.
Травы Серех… тот мешочек с синей звездой… нет, он не заметил, чтобы она подмешала порошок в рис… но разве он видел все, что она делала?
— Как? Я с тобой… за одним столом…? — забормотал он.
— В дороге нет ни господина, ни слуги. В дороге есть лишь путники, — произнес Урос очень дружелюбно.
Саис не двигался с места и тогда Урос глухо и твердо повторил:
— Я сказал, сядь напротив меня! — отрывисто приказал он, — И начинай есть!
Мокки рухнул на подушку возле ящика. Он припоминал, как Серех что-то прошептала ему у входа в палатку: «Делай все, что он тебе скажет…»
Он протянул руку к плову, но опять отдернул ее. Хотя Серех и хитра, но могла ли она предвидеть то, что прикажет ему сделать Урос?
— Однако, сегодня ты заставляешь себя очень упрашивать. — глядя ему в глаза задумчиво прошептал Урос.
И саис решился, если он будет колебаться еще хоть секунду, это станет для Уроса доказательством его предательства, и ничего у них сегодня не получится. К тому же кочевницу Мокки боялся сильнее, чем даже яда. Он погрузил пальцы в горячий, жирный рис, подхватил немного, сделал комок и запихал его в рот. В течение последующих нескольких секунд никто из мужчин не произнес ни слова.
— Вкусно? — наконец спросил Урос.
— Очень, — ответил Мокки с набитым ртом.
По спине его катился холодный пот. Но ничего страшного не происходило.
Он попробовал плова и был жив. Почувствовав, как же сильно он проголодался Мокки решительно принялся за плов. Все большие пригоршни риса отправлял он в рот, не замечая, как Урос незаметно поворачивает блюдо и когда Мокки наелся и облизывал пальцы, то не было такого места в горе плова, от которого бы он не подхватил хоть комочек риса.
— Ну, хватит уже, — наконец решил Урос.
Он начал есть сам, но с неохотой, только чтобы набраться сил. Хотя, действительно, плов был прекрасен. Жирный, острый, щедро приправленный.
Закончив есть, Урос отодвинул от себя блюдо и жестом отослала саиса прочь.
Через некоторое время полотна у входа в палатку распахнулись вновь и появилась Серех в сопровождении Мокки. Он нес наполненное ведро воды, а она бурдюк для питья.
— Прости нас, господин, что вновь потревожен твой покой, — сказала Серех, — Саис подумал о Джехоле, а я о тебе.
Мокки поставил ведро возле спящей лошади; Серех повесила бурдюк над головой Уроса, а затем оба они исчезли ступая совершенно неслышно.
«Хотят, чтобы я заснул, — размышлял Урос, — Надеются, что разомлею от еды и усталости».
Он вытащил из-за пояса нож и спрятал его за голенищем сапога. Началось его очередное ночное бодрствование.
Костер уже догорал и чтобы он не погас окончательно Мокки подбросил в него большую охапку сухих веток.
— Третий раз уже, — шепотом заметил он.
Серех резко махнула рукой, приказывая ему замолчать. Она сама была на исходе терпения. Они
