легким электрическим разрядом всякий раз, когда она делала шажок из того угла. Крыса быстро раскусила фокус и спустя несколько минут уже сидела в противоположном углу клетки. Олдс и Милнер обнаружили, что крыса будет двигаться в любом направлении, если награждать ее ударом тока. Вскоре они управляли мышкой, как джойстиком. Неужели другие ученые ошибались в последствиях стимуляции этой области среднего мозга у крыс? Или ребятам попалась крыса-мазохистка? На самом деле они нащупали неизученную область мозга – всего-навсего неточно вживив электрод. Олдс был социальным психологом, а не нейробиологом, но ему приходилось работать и в лаборатории. Он ткнул проводок не туда. По ошибке исследователи нашли зону мозга, которая, похоже, давала при стимуляции ощущения невероятного наслаждения. Иначе почему крыса шла куда угодно ради удара током? Олдс и Милнер назвали обнаруженную мозговую структуру центром удовольствия. Но они еще не поняли, куда влезли».
Крыса переживала не блаженство, а желание. Как выяснилось, дофамин лишь обещает нам удовольствие, но не дает его.[57]
Зависимые от дофамина крысы готовы были бегать по полу под напряжением, получая новую порцию нейромедиатора до тех пор, пока их лапки не сгорали. Стоит ли говорить, что крысы легко отказывались от еды ради дофамина, даже после того, как их сутки морили голодом. Когда крысам дали возможность самостоятельно стимулировать себя дофамином через нажатие рычажка, они нажимали его, пока не падали рядом обессиленные.
В общем, крысы, несомненно, вымерли бы как вид, если бы могли самолично добывать себе нейромедиатор. Крысам повезло – они не могут.
А люди?
Олдс и Милнер решили повторить свой эксперимент на людях.
Макгонигал пишет: «В Тулейнском университете Роберт Хит вживил электроды в мозг пациентов и дал им возможность самим стимулировать недавно обнаруженный центр удовольствия. Пациенты Хита вели себя точно так же, как крысы Олдса и Милнера. Когда им разрешили стимулировать себя с любой частотой, они давали себе по 40 разрядов в минуту. В перерывах им приносили подносы с едой, но пациенты, хотя и признавали, что голодны, не хотели прерываться. Один пациент отчаянно возмущался, когда экспериментатор пытался закончить сессию и отключить электроды. Другой участник нажал на кнопку 200 раз после того, как ток был отключен, пока ученый не призвал его угомониться».
Что же может заставить человека получить удовольствие 40 раз за минуту? Неужели удовольствия всегда требуется больше и больше, и человек никогда не сможет им насытиться? Что-то в этом не так, ведь с удовольствием должно приходить удовлетворение.
Сомнения подтверждались фактом признания пациентов в том, что их непрекращающаяся самостимуляция была спровоцирована тревогой, что ток могут отключить. Разве человека, получившего удовольствие, может посещать тревога, разве не должен он удовлетворенно наслаждаться текущим моментом?
Макгонигал пишет: «Сохранившиеся свидетельства самих пациентов раскрывают перед нами иную сторону этого, якобы блаженного, опыта. Одному пациенту, страдавшему от нарколепсии, чтобы он не проваливался в сон, вживили электрод и вручили прибор. Человек утверждал, что самостимуляцию сопровождало чувство отчаяния. Несмотря на частое, порой неистовое, нажатие кнопки, он ни разу не испытал удовольствия, которое казалось столь близким. Самостимуляция вызывала тревогу, а не счастье. Его поведение скорее выглядело как навязчивость, а не как переживание наслаждения».
А что, если крысы Олдса и Милнера изнуряли себя не потому, что получали удовольствие, а потому что хотели избавиться от неудовольствия, от боли?
Макгонигал спрашивает: «Что, если область мозга, которую они активировали, не награждала их ощущением глубокого удовлетворения, а всего лишь его обещала? Может, крысы возбуждали себя, так как мозг говорил им, что осталось нажать еще лишь разок, и случится что-то расчудесное?»
Желание – это способ концентрирования внимания.
Олдс и Милнер открыли не центр удовольствия. Область, которую они стимулировали, была частью самой примитивной мотивационной мозговой структуры, которая возникла, чтобы побуждать нас к действию. И дофамин играл там главную роль. То, что ученые считали удовольствием, оказалось лишь ожиданием удовольствия.
Вот как рассказывает о нейрофизилогических нюансах этого процесса сама Макгонигал: «Когда мозг замечает возможность награды, он выделяет нейромедиатор дофамин. Дофамин приказывает остальному мозгу сосредоточиться на этой награде и во что бы то ни стало получить ее. Прилив дофамина сам по себе не вызывает счастья – скорее просто возбуждает. Мы резвы, бодры и увлечены. Мы чуем возможность удовольствия и готовы усердно трудиться, чтобы его достичь».
Нейрофизиологи называют действие дофамина по-разному, например, поиск, хотение, влечение, желание. Но ясно одно: это не переживание чего-то приятного – удовольствия, наслаждения или самой награды, а только лишь его желание, предвкушение, ожидание.
Исследования доказали, что можно вытравить всю дофаминовую систему в мозге крысы, но он все равно доставит удовольствие после съеденного кусочка сахара. Только приманить крысу сахаром не получится, она не будет его желать. Она по-прежнему любит сахар, но не хочет его.
В 2001 году стэнфордский нейробиолог Брайан Кнутсон опубликовал убедительное исследование, в котором доказал, что дофамин отвечает за предвкушение, а не за переживание награды. Ученый воспользовался результатами эксперимента Ивана Петровича Павлова на формирование условного рефлекса у собаки с помощью звонка. Кнутсон предположил, что мозг тоже выделяет своего рода слюну в предвкушении награды. В своем исследовании
