— Не верю, — прохрипел генерал. — Ничему не верю. Подойдите!
Он протянул руку, подержал ее на весу. Я видела, как дрожат его пальцы. Страх снова кольнул в сердце, но я вспомнила, как впервые увидела василиска, как рухнула в объятия Жюли, вспомнила, с каким подобострастием смотрела на герцога моя мачеха, как бледнел Якоб. Все, что видел вокруг себя генерал, — это страх, страх и ненависть. Сначала от своего отца, потом от брата, потом от всех остальных людей. Я глубоко вздохнула, тряхнула головой и шагнула вперед.
— Вот, потрогайте.
Наши пальцы соприкоснулись.
Генерал медленно сжал мою руку, погладил ладонь, будто лаская.
— Удивительно, — выдохнул он. — Вы удивительная.
Он замер, и я пожалела, что в этот момент не вижу его глаз, но очень хорошо чувствовала эмоциональную бурю: неверие, смятение, восторг. Мне вдруг самой захотелось, чтобы проклятие пало, захотелось увидеть его глаза… не золотую дьявольскую бурю, не сияние смерти, нет. Человеческий взгляд, теплый и настоящий.
— Неужели свободен? — прошептал Дитер и принялся подниматься, опираясь на плечо Ганса. — Свободен! Свободен!
Я впервые увидела, как генерал улыбается, немного нерешительно, словно боясь спугнуть свалившееся на него счастье.
— Осторожно, ваше сиятельство, — предупреждающе шепнул Ганс. — Это нужно проверить.
— Да-да. — Дитер продолжил улыбаться во весь рот. — Да-да, надо проверить. Но я чувствую, как проясняется голова, как уходит боль… Мэрион! Вы моя спасительница. Вы… — Тут он посерьезнел, сморщился и, приложив пальцы ко лбу, к налитой шишке, с ребяческим удивлением и обидой проговорил: — Вы ударили меня по голове.
— Простите, ваше сиятельство, — слегка улыбнулась я, — но вы наорали на меня и едва не превратили в камень. Надеюсь, теперь квиты?
— Ничего не случилось бы, не войди вы в комнату, — ворчливо заметил генерал и ладонями пригладил мокрые волосы.
Он трезвел на глазах и постепенно превращался в того заносчивого индюка, каким я его увидела впервые.
— Осмелюсь доложить, ваше сиятельство, — перебил адъютант, продолжая поддерживать господина под локоть, — что в запретную комнату фрау Мэрион попала не по своей воле. Ее втолкнул туда Игор.
Теперь все мы смотрели на конюха. Тот заскулил и пополз по земле, обтирая пузо о траву.
— Это клевета, — закряхтел он, пуская слюну и злобно косясь на меня маленькими глазками. — Добрый господин, эта женщина клевещет на меня.
— То есть как? — возмутилась я, едва не подпрыгнув на месте, в горле заклокотала обида. — Игор, как ты можешь? Я ведь ни словом не обмолвилась…
— Обмолвились, когда приходили в себя, — заметил адъютант Ганс, брезгливо глядя на конюха сверху вниз.
Тот заверещал, захрипел, как рвущийся с цепи пес, и принялся визгливо кричать:
— Ложь, ложь! Эта женщина безумна! О мой господин! Я всегда был верен вам! Накажите ее! Накажите! Убейте! Обратите в камень! Лживая дрянь! Она…
— Заткнись, — приказал генерал так холодно и властно, что горбун сразу же умолк и только трясся всем телом да пускал слюну.
Я глубоко дышала, усмиряя рвущееся из груди негодование. На лице Ганса отражалось крайнее презрение.
— Мэрион, это действительно так? — спросил генерал, не глядя на меня. — Вас втолкнул в запретную комнату Игор?
Я облизала губы, немного подумала и ответила негромко:
— Да, ваше сиятельство.
— Хорошо, — кивнул генерал и снова улыбнулся, на этот раз жутко, как хищник. — Я должен проверить, действительно ли проклятие снято. Прошу вас, дорогая жена, отвернитесь. И ты, Ганс.
— Нет-нет-нет! — завизжал горбун.
Я прижала ладони к груди, чувствуя, как едва не выпрыгивает сердце, но не могла сдвинуться с места. Тогда адъютант шагнул ко мне и положил ладонь на мое лицо.
— Не смотрите, — шепнул он.
Я послушно зажмурилась, холодея от страха.
— Нет, господин, нет! — кричал горбун. — Она лжет! Все они лгут! Она такая же, как Тереза! Как Катерина! Как Гретхен! Все они, все-все! Недостойные лживые твари! Я защищал вашу тайну, хозяин! Хранил ее и вас! Я…
— Игор, — позвал василиск. — Посмотри на меня.
Горбун завыл. Мне снова захотелось зажать уши, но я лишь уткнулась носом в грудь адъютанта. К горлу подкатила тошнота, голова загудела, будто рядом из всей силы ударили в гонг. Я покачнулась, но Ганс не дал мне упасть. Сквозь обложивший уши звон я слышала сухой шорох и скрежет, с каким,