детства, и я работал наравне со взрослыми. А это, — он обвел круглую отметину возле плеча, — след пули. Однажды меня подстрелили во время боя…
— И наверняка выхаживала прелестная куртизанка? — подхватила я, насупившись.
— Не очень прелестная и совсем не куртизанка, — засмеялся Дитер. — Это был Шэн.
— Твой друг альтарец? — Я вспомнила о подаренном браслете и тронула запястье.
Сплетенные нити плотно обхватывали мою руку, были невесомы и приятны на ощупь.
— Да, он, — подтвердил Дитер. — Я только получил капитанское звание и рвался в бой, вот и подставился под пули.
— Мужчины, — улыбнулась я. — Всегда как мальчишки. Все только в солдатиков играть, не понимая, что их тоже кто-то ждет дома живыми…
— А ты бы ждала меня? — тихо спросил Дитер.
— А разве это не очевидно? — хмыкнула я. — Только не в таком ужасном месте, как Мейердорфский замок.
Дитер отодвинулся и сдержанно спросил:
— Чем же он не угодил?
Я приподнялась и всплеснула руками:
— Да как же! Он же нуждается в хорошей хозяйке. Да весь второй этаж — это просто какой-то склеп. Нужно перекрасить стены, расширить окна, впустить в комнаты свежий воздух.
— И выкинуть портрет моей матери? — холодно спросил Дитер.
Он тоже приподнялся на подушке, и я ощутила, как кольнули в его очках золотые огни.
— Нет, — примирительно отозвалась я. — Ни в коем случае. Портреты надо отреставрировать и украсить ими холл. Вот письма лучше сжечь, а статуи перенести в тенистое и безлюдное место. Посуди сам, кому из твоих гостей понравится прогуливаться по кладбищу?
Дитер молчал, раздумывая и хмуря брови.
— А еще, — продолжала я, — мне было бы приятно, если бы ты снова вернулся к живописи. У тебя несомненный талант, Дитер. Ты мог бы заниматься любимым делом в промежутках между королевскими интригами и дипломатическими переговорами.
— Я почти потерял навыки, — буркнул генерал, прореживая пальцами волосы.
— Нужно только вернуться, — воодушевилась я. — Ты мог бы начать с набросков, нарисовать сад или замок. Или… меня.
Огоньки в очках Дитера блеснули интересом, и я с удовольствием увидела, как губы изогнулись в улыбке, а генерал наконец-то снова расслабился.
— Готова рискнуть, пичужка?
— Хоть сейчас! — Я игриво задрапировала себя покрывалом и томно глянула на супруга.
— Осторожней, Мэрион. — В очках Дитера зажглись хищные огоньки. — Когда ты так смотришь на меня, мне хочется не рисовать тебя, а целовать.
— Ну так попробуй!
Дитер с потешным рычанием бросился на меня, я запищала, барахтаясь в покрывале, и так, целуя и обнимая друг друга, мы не услышали, как хлопнула дверь.
— Ой!
Вместе с женским вскриком послышался звон разбитой посуды. Я подскочила, подскочил и Дитер, и мы оба обернулись, во все глаза глядя на застывшую в дверном проеме Жюли.
— О-о… — протянула она дрожащим голосом, все еще держа поднос, уже накренившийся в ее руках. На нем, удерживаясь каким-то чудом, лежала серебряная ложка, а от чашки остались только фарфоровые осколки, усеивающие пол.
— Поразительная наглость! — сказал Дитер и отпустил меня. — Разве фрау звала вас, Жюли?
— Нет, ваше сиятельство, — пискнула бедная служанка. — Но я думала… думала… время завтрака…
— Вы врываетесь в спальню без стука, — сердито нахмурился генерал и выпрямился во весь свой внушительный рост. Покрывало скользнуло вниз, Жюли ахнула и вскинула ладони к лицу, окончательно роняя и поднос, и ложку, а Дитер как ни в чем не бывало продолжал, подбоченясь и вовсе не смущаясь своей наготы: — В супружескую спальню, надо заметить. Вы, наверное, позабыли, что у вашей госпожи теперь есть муж? И он тоже имеет право находиться со своей супругой, заботиться о ней и даже приносить завтрак?
— Простите, ваше сиятельство! Простите! — стонала Жюли, то покрываясь красными пятнами стыда, то белея, как мрамор.
Я давилась от смеха и тянула Дитера за руку, шепча:
— Ну хватит, Ди! Хватит! Отпусти девушку, а?
— Отпускаю, — важно сказал генерал, поймав мою руку и погладив ладонь пальцами. — Но впредь, дорогая Жюли, научитесь стучаться!
— Простите, ваше сиятельство! — как заведенная повторила служанка, все еще охая и не разлепляя глаз, нашарила на полу поднос и спиной выпала из комнаты.
