— Левую.
Максимилиан повиновался снова.
— А теперь спойте песню про Августина, — рискнула я.
Король засмеялся в нос и принялся наигрывать на невидимой губной гармошке, насвистывая уже знакомые мне слова:
Я едва не рассмеялась от счастья. Зелье действует, действует! Альтарец не обманул! Дорогой, дорогой Шэн! Хотелось кружиться по комнате и петь, но я взяла себя в руки и строго сказала:
— Нет, ваше величество. Еще не все. Вы не сделали самого важного!
Продолжая насвистывать песенку, Максимилиан глядел на меня круглыми глазами, как телок.
— Можно прекратить петь, — сказала я, и он сразу замолк. — Сейчас вы встанете, найдете свою лучшую гербовую бумагу и напишете приказ. Вам все понятно?
— Понятно, прекрасная роза, — глуповато хихикнул король, с кряхтеньем поднялся с кровати, загребая ногами.
Прошел через комнату к секретеру, достал гербовый лист. Я подвинула кресло, предложив королю сесть.
— А теперь пишите…
Максимилиан замер над бумагой, внимательно слушая мой приказ. Я сглотнула, пригладила встрепанные волосы и продиктовала:
— Пишите так. «Я, король Фессалии Максимилиан Сарториус Четвертый, приказываю немедленно освободить его сиятельство герцога Дитера фон Мейердорфа. Сим удостоверяю, что вышеозначенный герцог невиновен в смерти кентарийского посла Тураона Эл’Мирта, о чем свидетельствуют показания очевидцев и данная бумага. — Подумала немного, потом добавила: — Барона Якоба Кёне привлечь к суду за лжесвидетельство против государства и короны, назначить ему наказание в виде тридцати плетей и выслать из страны как предателя и труса. Число, подпись, печать».
Дождавшись, пока Максимилиан допишет последнее слово, я выхватила из-под его пера еще не просохшую бумагу, подула на нее и прижала к груди, как самое драгоценное сокровище.
— Теперь, — строго сказала я, — вы останетесь здесь еще на час и не будете преследовать ни меня, ни Дитера. Повторите!
— Я останусь здесь и не буду преследовать ни вас, моя прекрасная роза, ни Дитера, — послушно повторил король, улыбаясь и с восхищением разглядывая меня, но не делая попытки ни встать, ни приблизиться, ни как-то помешать мне.
— И сразу же по прошествии часа ляжете спать, потому что устали.
— Я устал, — закивал головой Максимилиан, потер глаза кулаком и зевнул.
— А когда очнетесь, — тут я наклонилась к королю, достала перстень с кентарийским гранатом и покрутила перед его носом, — то предъявите Анне Луизе этот перстень. «Возлюбленная, да будут едины сердца и королевства. Навеки ваш слуга и господин…» Подарок от кентарийского вождя вашей супруге, ваше величество. — С этими словами я опустила перстень в его карман. — Она предательница короля и страны. Подумайте над этим.
Хлопнув по карману, я улыбнулась его величеству самой очаровательной улыбкой и, прижимая к груди бумагу, выпорхнула из комнаты. Теперь нужно было спешить.
Я молила Создателя, Небесного Дракона и всех известных богов, чтобы король не бросился в погоню. Ночь перевалила за середину, дорогу устилали тени, луна качалась над головой, как круглый газовый фонарь, и громада тюремной крепости выступала на фоне звездного неба, как утыканный иглами зубов рот глубоководного хищника. Ночная прохлада остужала спину, но я почти не чувствовала этого, от волнения кидало в жар, но на первом же посту стражник пропустил меня без вопросов, едва завидел гербовую печать короля.
— Проезжайте, — простуженно прохрипел он, и ворот заскрипел, распахивая обитые железом створки.
На проходной ко мне привязался дежурный.
— Почему ночью? — с подозрением спрашивал он, крутя бумагу и так и сяк. — Почему, так сказать, без подписи начальника тюрьмы? Надо чтобы тут, — он тыкал пальцем в нижний угол, — было написано «принято к исполнению». Число и подпись начальника и входящий номер, так сказать.
— Что за бюрократия? — возмутилась я. — Рука его величества Максимилиана Четвертого! Вот тут его подпись! Тут королевская печать!
— А все же мне документ зарегистрировать надо, так сказать, — не сдавался стражник. — Вот тут, — он хлопнул ладонью по пыльной стопке журналов, — все записано. Вызовет меня начальство, спросит, по какому такому праву отпустил государственного преступника? А я ему что покажу?
— Королевский приказ, болван! — Я выхватила из его рук драгоценную бумагу. — Ты что, препятствия чинить? Против королевской воли идти? Ах ты, крыса канцелярская! Да я!
