Нас с Дитером везли порознь: его в клетке, связанного, с повязкой на глазах, все еще в полубессознательном состоянии, меня же в крытой повозке, тоже со связанными руками, как преступницу. Поддев мой подбородок наманикюренным ногтем, королева наслаждалась моим отчаянием и болью, а я кусала губы, изо всех сил сдерживая слезы. Я не могла доставить ей такого удовольствия! Ни за что!
— Решила, что слишком умна для соперничества с фессалийской королевой? — вкрадчиво спрашивала Анна Луиза, и меня перекручивало от ее насмешливого голоса. — Думала, можешь забавляться с его величеством, как с куклой? Бедная девочка. Ты так и не выросла из детского платья, а пытаешься играть во взрослые игры. Здесь главный кукловод — я. — Улыбка королевы превратилась в хищный оскал. — И только мне решать, казнить или миловать, развязывать войну или прекращать ее.
— Вы предаете собственную страну, — сказала я и тут же заработала шлепок по щеке.
— Не заговаривайся, малышка! — Глаза Анны Луизы сверкнули ледяным блеском. — Иначе вместо спины пострадает твоя шейка.
Она недвусмысленно провела ногтем под подбородком.
— Вы следили за его величеством, не так ли? — спросила я.
— А что в этом плохого? — изогнула бровь королева. — Я его жена, мое место рядом с мужем.
— Но только не в супружеском ложе.
Вторая пощечина была сильнее предыдущей. Я всхлипнула и опустила голову. Слезы все-таки полились из глаз, капая на пылающую щеку.
— Дерзкая курица! — злобно выплюнула королева. — За такие слова пострадает еще и твой язык. Я сначала вдоволь позабавлюсь, глядя на твое унижение, а потом вырежу язык. Своими собственными руками. О, этому я хорошо научилась в Кентарии…
Тут она замолчала, сообразив, что ляпнула лишнее. Я устало рассмеялась, качнув головой:
— Если слишком долго играть с огнем, рано или поздно обожжешься. Вы, должно быть, воспользовались состоянием вашего супруга, чтобы отменить его приказ.
Анна Луиза промолчала, но по ее вспыхнувшему взгляду и поджатым губам я поняла, что угадала, и снова едва не заревела от отчаяния, но стерпела, только искусала губы в кровь.
Как нелепо! И как обидно…
Я отвернулась, вздрагивая от предутренней свежести. Ночь таяла, горизонт серел, тускнели городские фонари. Я слышала, как в отдалении тоскливо ревут трубы, созывая горожан на показательную казнь. Колеса грохотали по брусчатке, хлопали ставни и двери. Сонные взгляды провожали меня, как невиданного зверя, привезенного на потеху публике. И я могла только гадать, где сейчас находится его величество. Нашел ли он перстень? Поверил ли в предательство супруги? И если поверил, почему не спешит?
На площади уже собрались немногочисленные зеваки, ежась от ветра. Меня вытолкали без церемоний и повели к деревянному постаменту, установленному посреди площади. Я вздрогнула, увидев высокий столб с горизонтальной перекладиной. Виселица? Пот покатился по спине. Неужели это конец? Неужели моего Дитера казнят вот так, по-простому, тихо, без громких слов? И все это на моих глазах?!
Я застонала, стиснув кулаки так, что ногти впились в ладони. Под пальцами шершаво натянулась веревка и что-то еще… браслет Шэна? На мгновение забрезжила надежда. Альтарский браслет — передатчик, он обязательно среагирует на мое эмоциональное состояние и пошлет Ю Шэн-Ли сигнал тревоги! Он обязательно прилетит! Но время шло, близился рассвет, а помощь не шла…
Надежда погасла, едва я увидела, как клетку с Дитером на специальном подъемнике водружают на постамент.
— Вира! Майна! — меланхолично покрикивал палач, облаченный в алую робу.
В прорезях черной маски зияла тьма. Не человек, орудие в чужих руках, исполнение королевской воли.
— Кого казнят-то? — услышала я вопрос какого-то горожанина.
— Дракон его знает! — пожал плечами другой, я обернулась и увидела, как тот позевывает и чешет спину, с любопытством поглядывая на меня. — Не то предателя, не то самого генерала.
— Как же, генерала! — хохотнул первый, сбивая на затылок островерхую шляпу. — Наше величество шпагу у левой руки держит, а генерала у правой. Нельзя казнить-то.
— Так он с ума спятил и какую-то важную шишку закаменил, — вмешалась старуха в нарядном чепце, видимо, нарочно достала из сундуков в честь такого события.
— Ну закаменил, и что? — присвистнул первый горожанин. — На то и василиск, чтобы каменить. А фройлен-то за что?
Он кивнул в мою сторону и на всякий случай сдернул с головы шапку и поклонился. За ним повторили прочие зеваки.
— А фройлен за компанию, — уже за спиной услышала я заговорщический шепот. — Говорят, ведьма эта и на наше величество покушалась.
Я выпрямила спину и возмутилась вслух:
— Какая отвратительная ложь! Я никого…
Стражник ткнул между лопаток, заставляя молчать. Я снова опустила голову и медленно поднялась по деревянным ступенькам. Тем временем клетку
