меня. Бросившись к генералу, он снова взмахнул своим отточенным ножом и взрезал веревки — раз, два! Дитер кулем скатился со своего импровизированного эшафота и остался лежать, неподвижный и молчаливый.
— Дитер, — позвала я, холодея от нехорошего предчувствия.
За спиной притопнула ногой королева:
— Стража! Вы должны исполнять приказ! Слышите?! Немедленно!
— Приказ недействителен, дорогая, — холодно ответил король.
А я, пошатываясь, подбежала к мужу. Он лежал на спине с плотно закрытыми глазами и мелко дрожал, точно в ознобе.
— Мэрион, — сорвалось с посеревших губ. — Не вижу… ты тут?
— Я тут, любимый, — едва не плача, ответила я, падая перед ним на колени. — Не умирай, слышишь? Ты не можешь!
Он захрипел, царапая пальцами помост, а слух резал ненавистный голос королевы:
— На каком основании?
— На таком, что ты предательница и ведьма! — отвечал Максимилиан.
— Ложь! — расхохоталась Анна Луиза. — Наглая, отвратительная ложь! Я никогда…
— А как ты объяснишь это?! «Да будут едины сердца и королевства»! Вот доказательство! Кольцо твоего любовника!
— Ах ты! Слюнтяй! — не сдержалась Анна Луиза, и следом за ее словами послышался звонкий хлопок пощечины.
Я всхлипнула и погладила Дитера по щеке. Его кожа была холодна как лед и столь же тверда. Она серела на глазах, черные волосы выцветали до пепла, на щеках выступали капилляры, скрюченные пальцы, царапающие доски, застыли.
— Нет, — прошептала я и замотала головой, не в силах поверить в происходящее. — О Дитер! Нет!
— Стража! — продолжал король. — Возьмите ее величество под конвой! Она обвиняется в убийстве кентарийского посла и покушении на мое величество и корону! И освободите пленников! Я отменяю все предыдущие приказы! Живо! Немедленно! Сию минуту!
— Поздно, — горестно проговорил Ю Шэн-Ли. — О горе, добрая госпожа! О горе, друг мой! Все кончено… Василиск посмотрел в зеркало…
— Этого не может быть! — закричала я, хватая Дитера за плечи. — Проклятие должно быть разрушено! Оно спадет, когда василиска полюбят всем сердцем! А я люблю тебя, слышишь?! Люблю, люблю!
— И… я, — шевельнулись каменеющие губы. — Всегда буду… любить тебя… пичужка…
Дитер выдохнул, изо рта вылетело облачко пыли, потом грудь замерла и больше не поднималась. Я в панике схватила его за руку, но ощутила камень.
— Люблю! — повторила я и, застонав, упала на гранитное тело.
Знакомо обожгло шею, наверное, это проснулась магия кулона, но был ли в этом смысл теперь? Мир раскололся и умер.
Я больше ничего не видела и не чувствовала. Наверное, где-то надо мной по-прежнему летел Небесный Дракон, убегая от круглого, оранжевого, как апельсин, солнца, и звездная Роза по-прежнему цвела в недосягаемой вышине. Не для нас с Дитером. Ни для кого больше. И я рыдала безутешно, отдавая камню всю нерастраченную любовь, всю тоску и боль, прощаясь с надеждой на счастье. А мертвый камень молчал, и я не знала, как дальше жить одной…
— Как жить? — простонала я вслух. — Прости, что поздно поняла, как ты мне дорог, любимый! Прости, что не смогла спасти…
Дрожа от горя, я снова коснулась холодных губ Дитера. Слезы покатились по щекам и капнули на каменный лоб, и по нему ползла паутинка трещин. Кулон ожег меня снова, да так, что я вскрикнула и откачнулась, схватившись за шею ладонью. Теперь треснула щека Дитера, с его окаменелых волос полетела пыль. Застывшая рука задрожала, пальцы согнулись и разогнулись, посыпалась сухая каменная крошка. Я вскрикнула от неожиданности, почувствовав, как они сомкнулись вокруг моего запястья.
— Проклятие снимет… — проскрипел утробный голос, и похожий на голос Дитера, и одновременно чужой, — наследница знатного… рода… которая полюбит… всем сердцем…
И камень открыл глаза.
Полыхнула золотая молния. Я вскрикнула, инстинктивно пытаясь закрыться рукой, но Дитер держал крепко. Кулон накалился и гудел от напряжения, вокруг нас копилась магическая энергия, воздух трещал, кружились и вспыхивали золотые искры. Потом что-то толкнуло в грудь. Я дернулась и закричала, чувствуя, как сквозь меня проходит многократно усиленный магический разряд. Кулон обуглился, как прогоревшая головешка.
— Но ты… другая, — договорил чужой голос.
Меня тряхнуло в последний раз, и я в изнеможении упала рядом с Дитером, одной рукой все еще держась за него, другой — за раскаленный кулон. Кожу жгло, но я почти не ощущала боли.
— Ты… другая, — повторил голос, скрипучие нотки из него пропали, и я вдруг поняла, что слышу тихий и немного усталый голос генерала. — И все- таки моя…
Не веря своим ушам, я приподнялась на локтях и в ступоре смотрела, как идет трещинами, лопается и осыпается камень. Сердце зашлось в бешеном
