танце, я села рядом с Дитером, пытаясь отряхнуть с его лица пыль. Она лезла в нос, я чихала, кашляла и размазывала по щекам грязь и слезы.
— Дитер! — звала я. — Дитер…
— Мэрион! — откликнулся он и, весь дрожа, чуть привстал.
И я замерла, увидев его глаза: серьезные, серые, словно с портрета его отца. Умные и совсем человеческие. Вот только где-то в глубине зрачков мелькнули и сразу же погасли золотистые искры.
— Мне так приятно смотреть на тебя без очков, — сказал Дитер и улыбнулся. — Ты очень красива в лучах рассвета.
Я рассмеялась сквозь слезы:
— Дурачок! Я вся в крови и грязи…
— Зато живая. Как тебе это удалось, пичужка?
— Сама не знаю, — призналась я и, опустив взгляд, умолкла, заметив кулон.
Лунный камень стал черным, как уголек, и постепенно остывал, становясь гладким и матовым, как агат.
— Ди! Мэрион! — услышала я голос альтарца. — Нужно уходить! Скорее!
Он помог мне подняться. Дитер кашлянул, отплевываясь от пыли, и поднялся сам. Волосы, брови и ресницы генерала все еще были пепельно-серыми, и при каждом шаге от его фигуры поднималось пылевое облачко.
— А как же их величества… — начала я, но Ю Шэн-Ли указал рукой в толпу.
Я обернулась и увидела, как люди расступаются, пропуская бегущую женскую фигуру в темном платье. За ней огромными прыжками несся сам Максимилиан, выкрикивая что-то нечленораздельное. Стража бежала ненамного быстрее его, распихивала зевак, которые не слишком-то обращали внимание на беглянку, зато тысячи любопытных глаз смотрели на нас.
— Это все она, — сообщила я Дитеру. — Королева — настоящая ведьма. У нее перстень, подаренный кентарийским вождем. И куча колдовских зелий, которыми она опаивала короля.
Мне не нужно было продолжать. Дитер лихо вскочил на Крошку Цахеса, Ю Шэн-Ли помог подняться мне и уселся сзади, ухватившись рукой за поручни.
— Вперед, вперед! Пошел! — закричал Дитер, присвистнул, пришпорил виверну.
Крошка прыгнул, хлопнув по деревянному помосту гигантскими крыльями, трухлявые доски разлетелись в щепы. Я крепче вцепилась в генерала, глядя, как земля уходит из-под ног. Остались внизу и позорный столб, и осколки зеркала, и люди, задирающие вверх бледные лица. Поднятый крыльями виверны вихрь срывал с голов чепцы и шляпы, завивал пыльные вьюны.
— Стой, ведьма! — закричал Дитер, на бреющем полете проносясь над площадью. — Смотри на меня!
Королева завизжала, путаясь в платье, рухнула на брусчатку.
— Будь ты проклят! — выкрикнула она. — Чудовище! Будь проклят!
— Уже давно, — расхохотался Дитер, привставая на стременах. — И буду рад разделить проклятие с тобой!
Его глаза вспыхнули золотом. Королева отвернулась, закрываясь ладонью, но не успела. По ее гладкой мраморной коже побежали черные трещины, правый глаз выкатился и остекленел, шея стремительно покрылась каменной коркой, и один палец хрустнул и отломился, рассыпавшись в пыль.
— Довольно! — выдохнул Дитер, и золотое сияние погасло.
Крошка Цахес заревел, хлестнул по мостовой хвостом, сбил с волос Анны Луизы корону, и она покатилась по булыжнику, как никому не нужная блестяшка.
— Ты не убьешь ее, Ди? — спокойно спросил Ю Шэн-Ли.
— С нее хватит и этого, — сквозь зубы ответил мой генерал, пришпоривая Крошку. — Жить наполовину чудовищем и знать, что тебя все презирают и ненавидят… что может быть хуже? Уж мне-то известно!
Свесившись с седла, я видела, как к лежащей королеве подбежала стража, стянула за спиной запястья. Король что-то говорил, махал руками, словно звал нас вернуться.
— Он… — начала я, указывая вниз.
— Разберется сам, — холодно отозвался Дитер. — Макс изо всех сил пытался показать мне, кто из нас важней. Что ж, теперь у него появился хороший шанс узнать это на практике.
— Из вас двоих важнее тот, — подхватил Ю Шэн-Ли, — кто без другого проживет!
Дитер рассмеялся и потерся о мою щеку своей.
— А мне придется выяснить, почему проклятие снялось лишь наполовину. Кажется, из нас двоих я не единственный бастард, хм?
— Боюсь, все намного сложнее, чем ты думаешь, — хмыкнула я, размышляя, как рассказать любимому, кто я такая и откуда пришла. — Ты не поверишь…
— О, у нас будет много времени для разговоров! — заверил супруг. — И после всего, что произошло, я готов поверить во что угодно.
