Сперва глаза Мити в удивлении округлились, как теннисные мячики; полный смешанных чувств взгляд пробежался от Жениного лица к моему, затем, будто бы рентгеном всё моё тело просканировал: сверху донизу и обратно, словно проверяя все ли конечности на месте. А затем его глаза с нескрываемым осуждением сузились и впились в меня обвинительным взглядом в стиле «Ни дня без приключений?! Ходячая катастрофа!». Вот только ему то что? Мои приключения, хочу и «приключаюсь».
— Боже! Что с вами, девочки? — а этот голос принадлежал Алине, которая ожила быстрее, словно в пол вросшего Выскочки, выбежала из-за прилавка и уже спустя миг осматривала подбородок Жени со встревоженным видом, задавая множество ненужных вопросов.
Спасибо Жене (в очередной раз), она избавила меня от перечисления сухих фактов, и рассказала этой парочке о том, что произошло во всей красе.
После чего мы и получили по пакетику льда и по чашке ромашкового чая.
И вот теперь эти двое уже как минут десять стоят у прилавка и метают в нас настороженные взгляды.
— Чего уставились? — ворчу во второй раз, и слышу Женин смешок:
— Решают, что с нами делать.
— А что с нами делать?
На Жениных щеках вспыхивает лёгкий румянец:
— Так ведь положено родителям сообщить… вроде как. Да и в школе, наверное, с этим разбираться будут.
— С чем? — фыркаю, плюхая пакетик со льдом на столешницу. — И для чего? Оно тебе надо? Мне – нет. Ладно, я домой пошла.
— О Боже-Боже-Божечкииии! — внезапный Женин писк, будто стереозвуком взрывает голову, вынуждает подпрыгнуть на месте и вновь упасть на стул, так не вовремя напомнив копчику, что такое боль.
— Да чтоб те…
— Он здесь! Он здесь! Он здееесь! — Женя напоминает психопатку, которая пугающе резко вспомнила, что она психопатка! Заёрзала на стуле, глаза, как шары выпучила, взгляд перепуганный до смерти, губы дрожат…
— Ты больная?.. Ну, в смысле: нехорошо тебе? — тут же исправляюсь в выражении. Да мало ли что… Отодвигаюсь подальше и не без опасения смотрю на Женю, которую будто подменили.
— Только не оборачивайся, — умоляюще шепчет, и едва своим травмированным подбородком в столешницу не вжимается, выгибая спину и очевидно прячась за меня. — Не оборачивайся, Крис, умоляю.
Оборачиваюсь.
О… ну теперь ясно всё!
— От парня прячемся? — весело смотрю на Женю, и та злобно шипит в ответ:
— Тшшшшш! Ты чего? Молчи, умоляю. Почему он здесь? Зачем пришёл? Ещё ж не вечер даже... — говорит сама с собой.
А я вновь оборачиваюсь, решая получше рассмотреть объект Жениного обожания. Хм… Ничего такой. Лет двадцать, может чуть больше. Невысокий, но коренастый, широк в плечах, русые волосы ёжиком острижены, светлые глаза блуждают по залу, будто выискивая кого-то, а на груди красуется большое мокрое пятно.
— Эй, Арчи! — находит глазами Митю и тут же бросается в его сторону, шипя с возмущением: — Вот на фига ты моё пиво взболтал, а?!
— Так ты ж сказал, до вечера пить не будешь, — усмехается в ответ Митя.
— Козёл ты, понял?!
— Кто это? — глядя на парня, интересуюсь у Жени, которая всё ниже по спинке стула съезжает, и с виду будто бы всем Богам молится, чтобы те сделали её невидимой.
— Рома. Барабанщик в Митиной группе. Двадцать один год. Живёт в доме напротив моего, — отзывается, будто некролог зачитывая.
— И ты в него по уши влюблена, — хихикаю, и лицо Жени вспыхивает с новой силой.
— Ну только если чуть-чуть, — мямлит.
— А он об это знает?
— Ты что! — резко на меня взгляд вскидывает. — Я с ним даже поздороваться боюсь. Даже смотреть на него долго не могу, разве что, когда он на сцене играет… Смотрю, потому что все смотрят. Ты только взгляни, какой ОН! И… какая я.
Не успеваю ответить Жене, что если она и дальше собирается выглядеть как первоклашка, то этот Рома точно на неё в жизни не взглянет, как внезапно чья-то рука с громким «Хлоп» падает на плечо, и я тут же встречаюсь глазами с очевидно решительно настроенным Выскочкой. Просит оставить Женю ненадолго и идти за ним.
Чёртик на левом плече говорит послать его в седьмое пекло. А назойливый ангелок на правом - приказывает делать всё, что он говорит. В этой битве занудливый ангел выигрывает.
— Присядь, — Выскочка закрывает за нами дверь тесного кабинета, в котором чего только нет, и кивает на старенький диванчик у стены.
