Но когда взгляды моряков оказались устремленными прямо в приподнявшееся содержимое декольте, поняла, что это было плохой идеей и, на всякий случай, завела руки за спину, добавив:
– Вы грозились везти меня на коне. Прилюдно.
– В таком случае, для особо сообразительных, повторю: вы едете в экипаже, – произнес виконт. – В экипаж будут впряжены кони, миледи. Это, знаете ли, естественно для экипажей.
– Понимаю, что не самки барбиглази, – ответила я, и грозно добавила: – Перестанете вы или нет ставить меня в глупые положения?!
Неожиданно на выручку виконту пришел боцман.
– Да ведь вы, леди, сами подставились, – добродушно заметил он, пыхнув трубкой.
– А вот от вас, уважаемый Роджер, я такого свинства не ожидала! – возмутилась я.
Боцман хмыкнул, а виконт процедил, буравя меня взглядом:
– Значит, от меня вы ожидаете свинства, леди Гриндфолд? Так, выходит?
– Выходит, так, виконт де Жерон, – ответила я c достоинством. – Лучше и не скажешь. Тем не менее, на берег я вас доставлю самолично.
Не прощаясь, виконт развернулся на месте и удалился чеканным шагом.
– Жестко вы с ним, леди, – задумчиво пробормотал боцман, пыхнув трубкой. Но заметив мой взгляд он тут же спохватился. – Что ж я тут с вами стою! Дел-то немеряно!
Он неуклюже раскланялся и торопливо удалился, забыв забрать подзорную трубу.
А я приставила тубус к глазу и вздрогнула, отметив, что мой новый дом стал на несколько миллиметров больше.
Пару раз меня окликали, кажется, что-то отвечала, даже приседала в книксене. Мысль о том, что через несколько часов увижу человека, которому отныне принадлежит моя жизнь, не позволяла оторвать взгляда от приближающейся земли. Возможно, в другой раз эти полдня показались бы вечностью, но сегодня я видела, как материк приближается с ужасающей скоростью.
Гора разделилась на несколько макушек, самые высокие оказались покрытыми снегом, те, что пониже, стоят в пышных зеленых шапках.
Кажется, заморосил дождь, потому что чьи-то руки укутали меня в плащ, не забыв надвинуть капюшон на голову. Я, не отрывая тубус от глаз, присела в книксене и пробормотала слова благодарности, а мне ответили голосом виконта, что не стоит…
Наконец, бодрый голос Конька вывел из забытья.
– Прибыли, миледи! – проорал он в ухо.
Я оглянулась на юнгу и невольно улыбнулась. Марко сияет от счастья, должно быть, истосковался по родной земле и близким, а я в последний раз взглянула на пристань. Несколько черных, украшенных золотом дормезов, что стоят обособленно, красноречиво говорят о том, что это за мной.
– Позволите, миледи? – спросил Конек, протягивая руку за подзорной трубой и, когда я вернула ему тубус, присвистнул и сообщил: – А Черного Принца среди встречающих нет.
– Как нет? – не поверила я. – Ты уверен?
– Точно, леди, – ответил парнишка. – Его бы я узнал. Да и вы тоже.
Я хотела спросить, что значит эта загадочная фраза, но Конек выпалил, что ждут только меня.
Наскоро проверив Дилариона, сыто дремлющего в шляпной коробке, я спустилась на нижнюю палубу и к своему изумлению обнаружила выстроенную в ряд команду, состоящую из капитана, матросов, коков и даже поварят.
– Мы хотели бы подарить вам кое-что, миледи, на память, – улыбаясь, сообщил капитан.
Я перевела настороженный взгляд на виконта, недоумевая, приличествует ли леди принимать подарок от посторонних мужчин. Но виконт лишь сдержанно улыбнулся и поднял ладони, показывая, что он здесь ни при чем.
Сглотнув, я перевела взгляд на капитана, и тот, довольно ухмыляясь, скомандовал зычным голосом:
– Марко! Пли!
Конек подбежал к пушкам, отчего-то поставленным на попа, где уже стояло несколько матросов и принял из рук одного из них факел. Одновременно они подсунули факелы под пушки, и в следующий миг уши заложило от грохота.
Команда, присутствующая при этом завопила:
– А-хой! А-хой!
А у меня навернулись на глаза слезы и заскользили по щекам, когда увидела высоко в небе в черном пушечном дыму огромное красное сердце.
Не знаю, сколько так стояла и всхлипывала, глядя на скопище красных огней в форме сердца, когда виконт вложил мне в пальцы батистовый платок.
– Миледи, – прошептал он. – Команда хотела порадовать вас, а не расстроить.
Улыбнувшись сквозь слезы, я присела в книксене, и пролепетала:
– Это лучший подарок в моей жизни, милорды…