врываясь в мою каюту, когда вам вздумается. Вы решили меня запугать с помощью этих ваших цветочных посланий? Вы – подлец, виконт!
По мере моей тирады лицо виконта мрачнело, как грозовая туча, на щеках заходили желваки, а глаза налились кровью. Но когда заговорила про взлом печати и цветы, лицо его странно вытянулось, и вид стал скорее недоумевающий, чем готовящийся к убийству.
Виконт шагнул ко мне, я взвизгнула и отпрыгнула, а виконт замер.
– Вам кто-то подбросил цветы? – пробормотал он. – Взломал магическую печать?
– Не притворяйтесь! – воскликнула я и на всякий случай отступила еще на шаг. – Вы – маг! И не смейте этого отрицать!
Брови виконта столкнулись на переносице.
– Не смею, – согласился он, и добавил: – С буйно помешанными лучше во всем соглашаться. Но вообще-то я и близко не маг…
Он сказал это так просто, и прозвучало это настолько правдиво, что у меня заалели щеки.
– Правда? – тихо спросила я.
Виконт хмыкнул.
– О каких цветах вы говорите? – тоном, не терпящим возражений, спросил он.
– О лилии… желтой, – пробормотала я. – Ее вчера в каюте нашла, когда вернулась с прогулки. Я хотела вас спросить, а потом буря и…
– Понятно, – сказал виконт, кривясь. – Так где эта лилия?
– Я, – промямлила я, – я ее сожгла. Она меня напугала.
Виконт опять хмыкнул.
– Очень умно, сжигать улики, – пробормотал он.
– Просто я думала это от вас, – пролепетала я, чувствуя, что сердце сейчас выскочит из груди.
Виконт поднял бровь и чуть склонил голову на бок.
– С чего бы мне… дарить вам цветы, – протянул он.
– То есть мне нельзя подарить цветы? – обиженно спросила я.
Виконт на мгновение опустил взгляд и закашлялся.
– Можно, – проговорил он в перерывах между покашливанием. – Почему бы и нет. Но для этого нужен… День вашего покровителя, или День Цветения Черной Пустоши, или хотя бы день урожая… Или… Черт возьми, Элизабет! Для этого нужно быть Черным принцем!
Пока я ошарашенно хлопала ресницами, пытаясь осмыслить сказанное, виконт, наконец, откашлялся, и спросил настороженно:
– Но вы говорите, кто-то вам подложил цветы ночью?
Я кивнула.
– Амарант, неумирающую любовь, и анемон, отречение, – сообщила я с готовностью. – Только не ночью, а сегодня утром. Цветы совсем свежие… Только что срезанные.
– Ценное замечание, – сообщил виконт.
Я проговорила:
– Мне тоже это показалось важным… Они даже пахнут по-особенному. Так пахнут только самые свежие цветы.
– Я про эту вашу неувядающую самоотреченную любовь, – пояснил виконт, и я с запозданием поняла, что он иронизировал.
– Неумирающую, – сочла своим долгом поправить я.
– Что ж, пойдемте, посмотрим, – пробормотал он. – На неумирающую любовь.
Он старался говорить в своей обычной ироничной манере, но вот складка у бровей не разглаживалась, и взгляд слишком настороженный. Он словно пытался меня успокоить, в то время как сам явно нервничал.
– Ну что же вы застыли? – спросил он. – Идемте в вашу каюту.
– Не пойду, – отчаянно краснея, пробормотала я.
Виконт не стал спрашивать, почему. Он просто замер, руки сложились на груди, а бровь вопросительно поднялась.
Опустив глаза, я прошептала:
– У меня там… Кровать не застелена.
Виконт сверкнул глазами и выпалил:
– Выражаясь вашим языком, может хватит придуриваться, леди Элизабет?! Вам, может грозить опасность, а вы тут… Глупости все это! Идем же!
Опустив голову, я уныло поплелась за виконтом. Диларион удрученно окинул взглядом накрытый стол, но остался сидеть на моем плече.
– Ну? И где они, эти ваши цветы от тайного воздыхателя? – спросил виконт, когда мы вошли в каюту.
Я проследила его взгляд и вздрогнула.
– Вот тут, – показала я на подушку. – Были…
Постель оказалась пуста.
