– Ну, во-первых, там не черпак был, а маленькая ложка… А во-вторых, попадется мне боцман! Разные у нас представления о юморе, доложу я вам!
Моряки захохотали в голос. Как ни старалась хмурить лоб и сжимать губы, через секунду тоже захихикала. Чтобы совсем не пасть в глазах матросов, я стыдливо присела в книксене и, пожелав хорошего дня, продолжила путь.
Оказавшись на корме, впилась пальцами в борт и склонилась, глядя на бурление воды, что остается за кораблем. Несколько соленых капель брызнули в лицо, грохот воды заглушил звуки, мысли и чувства. Я стояла какое-то время, опираясь грудью на борт и просто смотрела вниз.
Разогнувшись, поняла, что дракончик испуганно пищит у ног. Он соскочил с плеча, когда перегнулась через борт, и теперь жалобно смотрит снизу- вверх глазками-бусинками.
– Испугался, маленький? – ласково прошептала я и склонилась, чтобы подобрать Дилариона с палубы.
Стоило коснуться гладкой шкурки, меня дернуло в сторону. Не успев сохранить равновесие, я замахала руками и шлепнулась рядом с дракончиком. В глазах потемнело, а в грохоте воды не смогла различить – шумит это внутри головы или снаружи.
Диларион заверещал и вскарабкался на плечо, как белка.
Запоздало покрутив головой, я оглянулась. Матросы все еще драят палубу в пятидесяти шагах, попугай Старпом расселся на рее бизань-мачты и недобро глядит в нашу сторону, а на смотровой площадке в бинокль таращится кто-то из матросов…
– Чудно, Диларион, – проговорила я. – Ощущение, словно меня толкнули. Это от слабости, наверное.
Дракончик заверещал на своем лишь ему понятном языке, а я, подумав, добавила:
– И от голода.
Встав на ноги, отряхнула юбку и погладила Дилариона, который снова устроился на плече.
– Интересно, где у них кухня? – спросила я. – Позавтракать так и не удалось. Вместо обеда мы сами чуть не стали обедом магнакарид, и требовать разносолов сейчас было бы крайне невежливо… Но ведь нам много не надо, правда, Диларион? Просто попросим кусок хлеба с сыром.
При мысли о только выпеченном, ароматном хлебе и нежном сыре рот наполнился слюной, и я решительно двинулась прочь с верхней палубы.
– Он даже не должен быть свежим, – проговорила я, сглатывая. – Достаточно даже просто сухарика… Маленького совсем сухарика. Двух. А лучше трех.
Я спустилась по ступенькам и нырнула под лестницу.
Когда мимо прошло двое матросов, присела в книксене. По лицам видно, сильно удивлены меня здесь встретить, но тщательно стараются это скрыть.
– М-м-м, – промычала я и запнулась, вспомнив, какое веселье вызвало у матросов обращение «милорды», – мм… почтеннейшие…
– Да, леди? – спросил смуглый черноволосый парень, едва ли старше меня.
– Скажите, пожалуйста, где у вас кухня?
– Камбуз, миледи, – поправили меня. – Кухня на корабле – это камбуз. Прямо по коридору и налево первая дверь.
– Благодарю, – проговорила я, вновь приседая.
О том, что кухня, которая, камбуз, впереди, догадалась бы, даже если б не спросила дорогу. Стоило пройти по коридору немного вперед, как ноздри защекотал запах жареного лука, тушеных овощей и свежего хлеба.
Прислушиваясь к гвалту, что раздается из-за широкой дубовой двери, я прибавила шаг. Наконец, решившись, робко постучала.
Мне ожидаемо не ответили, и я, переступив с ноги на ногу, толкнула створку. Камбуз обрушился на меня запахами съестного, лязганьем ножей, черпаков, кастрюль и переругиванием поваров в белых колпаках.
– Я не посмотрю, что во дворцах готовить привыкли! Дышло вам в глотку, а не мускатный орех! Ишь, моду взяли! Магнакариды и без орехов хороши! – восклицал, потрясая внушительным черпаком, детина с красным лицом и красными, налитыми кровью глазами.
– Вагвар! Мегзавец! Дуболом! – отвечали ему, почти одновременно, двое: тонкий и толстый, в идеально белых накрахмаленных колпаках и халатах.
В отличие от первого, оба говорят на смеси южного и восточного наречий с характерной заменой «р» на «г», что встречается только в Лаудании и Висерте.
– Соус бешамель немыслим без мускатного ореха! – возопил тонкий человек, яростно сверкая глазами на краснолицего. – Не сметь пгятать от нас пгодукты!
– Тем более, мы их найти и пегепгятать! – мстительно подтвердил толстый приземистый человек, явно наслаждаясь произведенным эффектом.
Краснолицый запыхтел и принялся раздавать подзатыльники поварятам в колпаках, которые задвигались по камбузу с удвоенной скоростью.
Я ахнула, зажав рот ладонью, наблюдая столь жестокую расправу над бедными мальчишками. Но те ничуть не обиделись. Поварята даже приседать успевают до того, как ручища кока соприкасается с их затылками.
– Чем я так прогневил морского дьявола?! – прорычал краснолицый, споро орудуя огромным ножом. – Если мне, главному коку, на старости лет
