Я вернулся на кровать к успокоившейся девушке и принялся размышлять. Линкору на подлет к планете потребуется чуть больше суток. Мы за это время успеем добраться до трех-четырех аномалий максимум. И смысл во всем этом? Увидеть три куска неизвестного нам чужого неба?
Смысла, как я и предполагал, особого не было. Даже Григорьев, посмотрев два раза на открывающиеся перед ним переходы и не найдя в них ничего интересного, заметно заскучал. А стоило мне только появиться в командном отсеке, вообще принялся интересоваться местом, где можно было бы вздремнуть.
Стараясь не вспоминать про его недавнее поведение, я предложил ученому испытать на себе прелести темпорального сна, но идея почему-то не пришлась доктору по душе.
– Ну, тогда располагайтесь здесь, в кресле.
– А мне как быть? – его помощнице спать явно хотелось еще сильнее.
– Я могу предложить медицинскую капсулу или капсулу для остановки времени.
– А может быть, мы с Энн устроимся в каюте, а вы с доктором устроитесь в этих капсулах? – невинным тоном поинтересовалась Ирина Сергеевна, одновременно пытаясь состроить мне глазки и удержаться от зевка.
– Ну-ну. Из каюты я себя выгонять не позволю. Напомню, это была ваша идея – прыгать по системе и смотреть на переходы. Так что и последствия тоже ваши.
– Хам, – припечатала Попова и все же с нескрываемым наслаждением зевнула. – Тогда я в медкапсулу, она удобнее.
– А я, пожалуй, во вторую капсулу, – проговорил ее начальник, осознавший, что кресло – все же не лучший выбор.
– Вот и отлично. Умник, приготовь нам что-нибудь поужинать, а потом уходи к планете. Хватит с наших гостей изучения аномалий и гравитационных лучей.
За трапезой, во время которой нам пришлось расположиться все в том же командном отсеке, о чем-то напряженно думающий Григорьев неожиданно спросил:
– Алан, скажите, а сколько точно времени у нас есть для исследований?
– Насколько я помню, согласно расчетам Умника планета должна оказаться на поверхности звезды через пять месяцев.
– Вот меня немного беспокоит точность этой оценки… Дело в том, что “оказаться на поверхности” – это окончательный, финальный этап. А есть еще такие интересные вещи, как корона местной звезды, скажем. Есть вероятность того, что в последний месяц планета уже будет окончательно непригодна ни для исследований, ни для функционирования этого загадочного комплекса.
– Ученый здесь вы, вам виднее, – согласился я.
Если мы вернемся в родную галактику на месяц раньше, то и замечательно.
– Да-да, – рассеянно произнес доктор. – Скажите, Умник, а сколько точно времени сейчас остается до момента соприкосновения планеты со звездой?
– Согласно данным модулей, до этого момента остается сто четыре дня и девять часов. Данные могут быть неточны по объективным причинам вроде изменения активности звезды.
Мы все вчетвером уставились друг на друга. Затем я поднял глаза к потолку и поинтересовался:
– Ты не ошибся? Три с половиной месяца, а не пять?
– Все верно, капитан.
– А почему? Почему такое изменение в данных? – спросила Попова.
– Тринадцать дней назад модулями было зафиксировано скачкообразное усиление гравитационного луча после очередного появления соответствующей аномалии. С учетом того, что период обращения Линды вокруг своей оси практически совпадает с периодичностью появления этой аномалии, воздействие происходит по одному и тому же вектору, все больше и больше сокращая время существования планеты. И сейчас этот процесс ускорился.
– То есть, три с половиной месяца – это не окончательный срок? – возмущенно произнес Григорьев.
– В настоящий момент динамика гравитационных воздействий остается стабильной. В текущих условиях сто четыре дня – это реальная оценка.
– А если это еще раз усилится? – тихо спросила Энни.
– Недостаточно данных для анализа.
– Тогда всем настанет задница, – сообщила Попова, снова принимаясь за еду.
– На текущий момент нам доступны всего три момента для выхода, – принялся считать ученый. – Последний из них по времени слишком близок к падению планеты на звезду. Его также нельзя учитывать – потому что он будет последним.
– Остаются два, но в случае очередного изменения условий я бы не хотел полагаться на второй.
– Верно, Алан, – Григорьев скривился, как будто хлебнул кислоты. – Получается, что мы должны улетать отсюда через месяц. А я-то рассчитывал чуть ли не на полгода… Проклятье.