опустошения, причиненные там пожаром. Каково же было удивление Аснат, когда управитель почтительно объявил ей, что Адон запретил выдавать ей нужные на дорогу средства и избрать свиту, и что вообще в его отсутствие всякое путешествие молодой женщины им положительно воспрещено.
В первую минуту Аснат была поражена; затем, вспыхнув, она нетерпеливым жестом отпустила управителя и, как только он вышел, бросилась на половину мужа, где Пибизи объявил ей, что господин один и работает в галерее.
Иосэф задумчиво ходил взад и вперед под сводами, время от времени останавливаясь у стола и делая заметки в раскрытых табличках, когда увидел вбежавшую к нему жену; ее пунцовые щеки и сверкающие гневом глаза сейчас же объяснили ему, в чем дело. Скрестив руки, он прислонился к колонне, терпеливо готовясь перенести бурю; едва уловимая усмешка на его губах, которую тем не менее подметила Аснат, привела ее окончательно в ярость.
– С каких это пор я здесь пленница, и как смеешь ты ставить меня в такое положение перед слугами, запрещая исполнять мои приказы? – вне себя воскликнула она, топая ножкой. – Я хочу ехать в гости к родителям и посмотрю, как ты запретишь мне это!
– С тех пор как ты стала моей женой, я имею право запрещать тебе то, что считаю вредным, и приказания мои должны исполняться тобою наравне со всеми в доме, – ответил спокойно Иосэф. – Кроме того, я попрошу тебя не забывать, с кем ты говоришь; я не раб, на которого можно так кричать. Ты не поедешь к своим; я и без того достаточно чувствую влияние твоей касты на мою семейную жизнь. Не смея открыто противостоять мне, достопочтенные отцы тебе внушают неповиновенье; я нахожу излишним давать тебе возможность лишний раз выслушать все лестные эпитеты, которыми меня награждают твой отец и его друзья.
Аснат опустила было глаза, но почти тотчас же гордо подняла голову и с иронией сказала:
– Не думаешь ли ты, что все обязаны проникнуться твоим величием? Все эти уважаемые люди вынуждены, правда, молчать перед тираническим насилием Апопи, но они никогда не унизятся до того, чтобы пресмыкаться пред тобой.
– Еще причина, стало быть, чтоб удалить от них тебя; ты и так уже достаточно исполнена презрения ко мне. Вдали от уроков твоих наставников можно будет попытаться возбудить в тебе должное уважение к моему величию. А теперь я предлагаю тебе следующее: если тебе скучно в Мемфисе, поезжай со мной; ты не видала Таниса, а празднества и почести, которыми окружат супругу Адона, развлекут тебя.
В иное время Аснат приняла бы предложение мужа с удовольствием, так как никогда не упускала случая разыгрывать первую роль и очень любила быть окруженной почетом и лестью; но теперь она была слишком возбуждена, чтобы оценить эту попытку к примирению. Она покачала головой и насмешливо объявила:
– Благодарю за такие почести! Ты забываешь, что я египтянка и знаю, чего стоят они самолюбию египтян. Что касается до поклонения «Шасу», я пользуюсь им и здесь в избытке.
Тонкие ноздри Адона дрогнули и лицо нахмурилось.
– Не злоупотребляй, Аснат, своей силой и моим терпением, – сказал он строго, сделав к ней шаг. – Я знаю, что ты презираешь мое происхождение, подобно всей твоей касте, которая руководит тобой, и в этом отношении ты вольна думать и чувствовать все, что тебе угодно; но высказывать мне это я запрещаю, понимаешь! Скрежещи зубами молча, как и твои дорогие египтяне, но как они сгибаются перед Адоном, который может раздавить их, так и ты должна оказывать своему мужу почтение и послушание. Теперь оставь меня, я должен работать!
И, повернув к ней спину, он придвинул табурет к столу и склонился над табличками. Рассерженная Аснат вернулась к себе, придумывая планы мщения, и на следующий день, едва уехал Иосэф, она отправилась к Ранофрит, которой и передала возмутительную сцену с мужем.
– Этого только недоставало, чтобы негодная собака стала тобой командовать! Едем со мной и докажи ему, что можешь обойтись и без его согласия, – с глубочайшим презрением прибавила жена Потифара.
Аснат вернулась домой в восторге и через день объявила управителю, что едет со своей теткой. Но так как она не брала ни одного раба, довольствуясь кормилицей, и ни одного мула для вещей, то подвергнуть задержанию личность молодой госпожи он не посмел, и Аснат оставила Мемфис в полном восторге, что сыграла такую штуку с Иосэфом.
В Гелиополе обе они воздержались сказать истину Потифэре, который, не подозревая ослушания дочери, был счастлив увидеть ее и находил вполне естественным, что Аснат воспользовалась для своего путешествия отсутствием мужа.
Верховный жрец был завален делами по возведению разных зданий в храме и мог уделять семье очень мало времени. Майя, правда, высказывала некоторого рода опасения, когда ее посвятили в тайну, но Аснат и Ранофрит успокоили ее, уверив, что необходимо было проучить дерзкого.
Недели две прошло, как Аснат жила в Гелиополе, как вдруг в одно прекрасное утро неожиданно прибыл Потифар; сумрачный, видимо недовольный, он спросил Потифэру и прошел к нему.
– Ну, это сулит мало хорошего! – сказала Майя, и действительно гость и хозяин скоро вышли к женщинам, и Потифэра сделал дочери строгий выговор не только за ослушание мужа, но и за утайку от него всех обстоятельств их ссоры. Затем он объявил, что через два часа она выедет с дядей в Мемфис.
– Я не хочу возвращаться к Адону: он дурно обращается со мной, унижает и всячески мучит меня! – воскликнула Аснат, заливаясь слезами.
– Стыдись выдумывать разные пустяки; глупо так вести себя, когда отец завещал тебе быть осторожной, – прервал ее с неудовольствием Потифар.
Верховный жрец обнял дочь, насколько мог, успокоил ее и передал, что рассерженный Иосэф объявил, что если его жену задержат в Гелиополе еще хоть один день, он обложит земли храмов зерновой податью, которую жрецы должны будут вносить в общественные житницы; одна мысль о подобном