его силы.
– Успокойся, сын мой, и не теряй надежды на милосердие богов. С вечера до утра может случиться многое! – сказал Верховный жрец, сопровождая слова свои таким страшным взглядом, от которого Армаис вздрогнул и смутился, но не посмел его расспрашивать.
Вечером пришла Аснат; озабоченность Потифэры была так очевидна; такой мрачный, грозный огонь горел в его глазах, что она уехала расстроенная. В первый раз ей было страшно с отцом.
Проведя бессонную, томительную ночь, Аснат на утро еще ворочалась в постели, как вдруг до ее слуха донесся отдаленный шум. Она с испугом стала прислушиваться и убедилась, что шум растет; слышались ясно крики и вопли. Она разбудила Иосэфа, который вскочил, пораженный, но успокоил ее, обещая прийти сказать ей, как только узнает сам, в чем дело. Пибизи с испугом объявил Адону, что в покоях благородной Сераг творится что-то неладное; ее служанки подняли тревогу, а что у них случилось, – никто не знает.
Охваченный дурным предчувствием, Иосэф пошел в покои племянницы. Женщины в разодранных одеждах, с помертвелыми от страха лицами, толпились у входа, испуская раздирающие душу пронзительные вопли, разносившиеся по всему дворцу. При виде Иосэфа они, как безумные, кинулись к его ногам, крича: «Смилуйся над нами, господин, мы не виноваты!» Сердито отстранив их, он вошел и, не обращая внимания на служанок, катавшихся с воплями по полу, приблизился к постели. При первом взгляде на Сераг, неподвижно лежавшую с выражением безумного ужаса на сине-багровом лице, Иосэф с испугом отшатнулся; вокруг шеи девушки обвилась змея, и черная рана на шее объясняла случившееся.
Оправившись от изумления, Иосэф наклонился к мертвой и в тот же момент змея подняла голову и зашипела. Его охватила внутренняя слабость и по телу пробежала дрожь; ему почудилось, что перед ним снова ужасные глаза незримого врага, – той таинственной змеи, которую некогда он победил духом и плотью. Побледнев, как полотно его туники, Иосэф в ужасе попятился и задыхающимся голосом крикнул: «Убить чудовище!»
Словно и змея поняла этот приказ и раньше, чем кто-либо из оробевших слуг успел приблизиться, она развернулась, проползла по остывшей груди Сераг и исчезла в складках ее смертного ложа.
Мрачный и сердитый вернулся Иосэф в свою опочивальню, где испуганная и расстроенная Аснат слушала уже несвязный рассказ служанки.
– Правда это? Возможно ли, чтобы Сераг умерла? – спросила она тревожно мужа.
– Да; очевидно, боги Гелиополя чрезвычайно благосклонны к твоему брату, избавив его от немилой жены! – ответил он насмешливо; затем взял из-под подушки свою печать и вышел из комнаты.
Как только Аснат собралась с духом, она тотчас написала брату, извещая его о случавшемся. Армаис всю ночь не смыкал глаз и утром снова пошел к отцу; к своему удивлению, он нашел его спящим и на тревожные вопросы о его здоровье Верховный жрец отвечал ему, что он бодрствовал всю ночь. Оба замолчали и Армаис уже собирался идти одеваться к печальной для него церемонии, как ему принесли таблички сестры. Едва он заглянул в них, как, ошеломленный, опустился на стул.
– Сераг скончалась! – воскликнул он. – Отец, в этом видна рука храма, – неуверенно прибавил он.
– Это рука божества, чашу долготерпения которого переполнили злодеяния этого человека, – божества, которое захотело доказать ему, что если он волен назначать день свадьбы, то выполнение предназначения человека зависит от власти более высокой, – медленно и важно ответил Потифэра.
Выражение неумолимой жестокости, которой повеяло от него, ужаснуло Армаиса; никогда ничего подобного не видал он в спокойных, ясных глазах своего отца.
– Теперь иди и приготовься выразить горе, для тебя обязательное в этом случае; к тому же усопшим вообще всегда надо оказывать почет и уважение. Ты же навсегда избавлен от ненавистной тебе жены. Я иду принести жертву богам, – прибавил Верховный жрец, отпуская сына.
Тяжелый день, трагически начавшийся смертью Сераг, близился к концу, а у Иосэфа не было еще ни минуты отдыха. Весь день Адон был занят: сначала приемом именитых гостей, думавших попасть на пир, а теперь явившихся выразить ему свои соболезнования; затем – торжественным приездом Армаиса, явившегося в трауре и с головой, посыпанной пеплом, отдать, по обычаю, дань похвал и сожалений покойной невесте; наконец, распорядиться о похоронах. Только с наступлением ночи мог Иосэф удалиться в свою рабочую комнату и на досуге обсудить случившееся. Мрачный, нахмурив брови, ходил он в волнении по комнате. Что Сераг пала жертвой тайного преступления, – это было для него вне всякого сомнения; но искусство, с которым эта неведомая рука освободила Армаиса от брака, несравненно более унизительного для всей жреческой касты, чем его брак с Аснат, заставило Иосэфа призадуматься. Трудно было даже подозревать кого-нибудь; женская половина охранялась многочисленными и преданными слугами, а Сераг прислуживали и бодрствовали около нее в эту ночь несколько ее же соплеменниц. И никто ничего не видел и не слышал; никто даже не заметил, когда именно умерла она, а между тем, судя по ужасу, написанному на лице Сераг, она должна была проснуться. Или рука, впустившая змею, должна была быть чересчур искусна, или тайная наука храмов давала этим доказательство своего всемогущества. И вспомнился ему Шебна, который говорил ему, что магии доступно вызывать подобных вестников смерти под видом змей, скорпионов и других ядовитых животных, которые подползали к назначенной жертве и убивали ее наверняка; хотя старец и не сообщал ему секрета волшебства, но тем не менее Иосэф не сомневался в возможности такого дела. А раз жрецы решились на подобное средство, то и его собственная жизнь висит на волоске. И, тяжело вздохнув, он отер пот с лица. Как ни ненавидел он жрецов, а все- таки должен был молчать. Как доказать, что змея не спряталась в цветах или не вползла в комнату из сада? Подобные случаи бывают нередко.
Приход Пибизи, его любимого раба, прервал его размышления.
