— Вы хотите сказать, что наша этнографическая экспедиция — лишь ширма, которая прикрывает какие-то другие дела пана Щепаньского? — ну вот, Милорадович снова всё истолковал с опасной точностью.
— Может, имеете предположение, какие именно? — ввернул Костич.
— Политика, конечно, — нехотя ответил Веселин. Негоже обсуждать начальника за его спиной, каким бы политиканом он ни был.
— «Политика», говорите? — усмехнулся Костич. — Ну да, думаю, и она тоже. Где политика, там и пропаганда, а за ними скрывается что-то ещё. Угадаете ли, коллега Веселин?
— Думаю, разведка, — неожиданно для себя ляпнул Панайотов. Как-то сгоряча, не подумавши. Веселин тут же обругал себя наивным болтуном, которому из-за длинного языка светят заслуженные неприятности.
— Браво! — тут же произнёс Костич. И что он имел в виду? Чему браво: смелости, или же глупости — вот как стоит вопрос. Да и не в оценке Костича дело: как бы ни аплодировал старик твоему промаху, это — промах.
Верно, на лице Веселина отразились волнение и досада, отчего Ратко поспешил его успокоить:
— Ваше прозрение останется между нами, коллега.
Ну, это-то — да. Что Милорадович ничего не скажет Щепаньскому, сомнений никаких. Они толком и не разговаривают — два патриарха, два учёных- соперника. И Костич не скажет. Солдаты, которые ночью отгружали оружие неизвестным — и подавно. Но слух-то пойдёт: «Панайотов сказал…», «обвинил самого пана Кшиштофа…», «ай да смельчак этот Панайотов!»…
В сущности, секрета в том особенного нет: едва ли не все коллеги знают, что Щепаньский сотрудничает с разведчиками. Знают, откуда к нему приходит столько денег на научные проекты — не от коллекционеров народной утвари. Но одно дело знать, другое — языком трепать. Ишь, разоблачитель нашёлся. Поехал в экспедицию Щепаньского, чтобы обсуждать начальника прямо за его же спиной! А на чьи деньги поехал? Тоже на «шпионские»? Тогда чем ты сам его лучше?
— Наша экспедиция взрывоопасна, — усмехнулся Костич. — Щепаньский бесится и на ровном месте, так что любой донос грозит открытым конфликтом. И в результате наша поездка утратит всякий научный смысл. Даже тот «не слишком серьёзный», который был возможен.
Веселину осталось кивать. Всё так: пан Кшиштоф тем легче пойдёт «в разнос», что научные цели экспедиции ценит изначально невысоко. Поэтому его коллегам важно сохранять хоть видимость лояльного отношения. Хоть бы коллегам — потому что русским военным терять нечего. Уж эти-то запросто пойдут на обострение. Никакой польский профессор им не указ, а его гнев — ничуть не основание прекратить отгрузку оружия. Стоит кому-то только донести… Но Веселин Панайотов этим кем-то точно не будет.
— Я тоже не стану распространяться о том, что видел этой ночью, — пообещал болгарский этнограф коллегам. Молвил громко и торжественно — с тем расчётом, чтобы его услышал и капитан Нефёдов. Тот как раз примостился неподалёку, прихлёбывая кружку чая, нагретого от жара дизельного двигателя.
— Да как хотите! — повернулся капитан к Веселину. — Узнает ваш пан о поставках оружия, или не узнает — это его проблемы. По мне, лучше пусть не знает — здоровее будет. Но нам это не важно. Точнее сказать, глубоко фиолетово, — Нефёдов допил чай и устремился к люку, чтобы вылезти на броню, но тут его окликнул профессор Милорадович:
— Евгений Павлович, не откажите в любезности!
— Слушаю вас! — отозвался Нефёдов.
— Насколько я понимаю, у нашего болгарского коллеги один вопрос всё-таки остался, — Ратко кивнул Веселину. — О «мьютхантерах».
— А кто они такие? — искренне удивился капитан.
— Это люди, — запнулся Панайотов, — насколько я понимаю, те самые, которые ночью от вас получали ящики.
— Ни разу не слышал, чтобы их так называли. Эти люди представляют Заслон. Вот что это за люди. Бойцы Заслона.
— Заслон? — а уж это название впервые довелось услышать Веселину.
Милорадович поблагодарил Нефёдова за ответ и с улыбкой повернулся к оппоненту, как бы говоря: «Вы слышали».
Ну да, слышал. Разве слово что-то меняет?
— «Мьютхантеры», «бойцы Заслона»… какая разница? — пожал плечами Веселин. — Суть-то у них одна: незаконные вооружённые отряды. Что в Америке, что в Евразии.
— Есть отличие, — ответствовал Милорадович, резко посерьёзнев. — Мьютхантеры имели дело с беззащитными существами. Они убивали детёнышей. Убивали подозрительных детей. Убивали облучённых взрослых людей, чтобы не дать им породить мутантов. Бойцы же из Заслона людей защищают — от мутантов, которые уже появились и организовались. Потому Заслон — это не Охота, кто бы что ни говорил. Это противостояние сильному и жестокому врагу. Вы ведь в курсе, чью культуру мы с вами едем изучать? В этой культуре, между прочим, в порядке вещей людоедство.
— Да, знаю, — нехотя признал Веселин, — их культура санкционирует антропофагию как способ выживания в условиях дефицита пищи.
— Сытый мутант есть людей не станет, хотите вы сказать? — уточнил Славомир Костич. — Всё верно. Только мутанты практически не бывают сытыми. И в том немалый риск для их исследователей.
