Когда же спускаешься дальше, на дно громадного котолвана, пейзаж начинают дополнять высоченные пулемётные вышки — никак не менее десятка. Выстроены они на склонах, и каждая контролирует своё направление. Если смотреть с самого дна, то каждая из этих вышек упирается в клетчатое небо.
Это вышки делают небо совершенно недосягаемым. Мало того, что выше головы не прыгнешь, так и попытки наказуемы: сверху всегда есть кому открыть по тебе стрельбу. На каждой из вышек торчат по три-четыре мутанта, наверняка изнывают от скуки. Как тут не пострелять — хотя бы просто из желания развеяться?
Интересно, сумел бы Милорадович обнаружить Глухомань, если бы его сюда не отвели знатоки местности? Очень вряд ли! Даже и всех ориентиров, предложенных юным Тхе, оказалось бы недостаточно. Чёртов котлован очень хорошо спрятан. Так можно было бы и неделю проплутать, а вернуться с опытом безуспешных странствий. И вдруг…
До чего просто всё получилось, изумился Ратко своему нежданному «успеху». Долго искать не пришлось. Раз — и ты в Глухомани. Как бы только теперь вернуться?
Горан самому себе не поверил, когда завидел брата без ноги. Как такое могло случиться? Нет же, не могло, ни разу!
Но зажмуриваться, надеясь, будто утраченное вновь отрастёт — это лишь дурацкая регрессия. Мужчина должен встречать и самые подлые удары судьбы с широко раскрытыми глазами. И всё видеть, даже — такое.
Осталось три ноги. На двоих близнецов Бегичей — всего три. Каждому по полторы. Это так неудобно! Кто же прозевал жуткую утрату?
Зоран, кажется, это ты прозевал. Ты даже не проснулся, когда нас лишали одной из наших ног. А ведь ты был ближе, находился совсем рядом! Именно от тебя отрезали ногу, а ты даже не поморщился.
Странно, как ты голову не потерял, дорогой братец. Кто теперь тебе поверит, что ты когда-нибудь проснёшься? Хотел бы — проснулся уже давно.
Ты ведь сильный человек, Зоран, тебя все признавали крутым мачо! Только захотел бы — схватил за шиворот обоих врачей — Погодина и Гроссмюллера — и заставил бы лечить на совесть! Но ты принял иное решение. Ты неправ, Зоран. Ты сам себя предал.
И капитан Багров тоже неправ. Да, он счастливчик: сумел отстоять свою ногу. Небось, от боли проснулся, гаркнул — и Фабиан отступился. Но не подумать о пациенте, лежащем рядом? Стыдно, господин Багров. Русские капитаны так не поступают. И это из-за вашей капитанской ноги — и так изувеченной — Зоран и Горан лишились ноги совсем здоровой.
Горан заглянул в палату, где раньше держали Багрова. Хотелось в последний раз поглядеть в бесстыжие глаза капитана, ну а тогда и револьвер вытащить. Разумеется, «дохлый номер»! Конечно, Багров не дурак остаться на месте преступления. Сбежал!
Сбежал, несмотря на больную ногу. И нога не помеха побегу, коли совесть нечиста. Ибо раненная нога — это ещё не съеденная. Она болит и, может быть, спасётся. Но не для жизни вечной.
Фабиан Шлик — тот, конечно, мелкая шушера. Потому он будто и не виноват ни в чём. Но это ещё не повод его не убить. Кто тот мерзавец, который своими отрезал здоровую ногу пациента? Тебе сказали? Верно! А своя-то голова где была? На табуретке лежала?
Конечно, как только соберёшься убить пройдоху Фабиана, тут же окажется, что и Фабиана-то нигде нет. Бродишь, как дурак, то по больничному бараку, то по Председательскому дому, отчего куча народу на твой смешной револьвер начинает опасливо коситься, даже мутанты, которые — ребята крепкие, их же только очередями и косить, гадов живучих.
И уже понимаешь: Фабиан вслед за Багровым драпанул, скотина, куда подальше за частокол, за границы Березани, за болота и моря. И надо бы гадов по указанному новому адресу и искать, но…
Но тут на тебя начинает сбоку идти дружочек твой Каспар Вирхоф, и на губах у дружочка улыбочка, но глаза его холодны-холодны. И протягивает Каспар ладонь, словно собирается здороваться, но не собирается он здороваться, а сам, не будь дураком, пушку твою ловит за дуло. От греха, говорит, подальше.
Нет, парень, не подальше. А ближе, ещё ближе! Я что, не помню, что и ты был соучастником? А кто истолок Фабиану Шлику всю харю кулаками, чтобы тот вернулся в барак и что-нибудь там отрезал?.. Никто? Да я же сам там был и всё-всё собственными ушами слышал, а моргалами даже лицезрел.
Короче, Каспар, ты попал, хирург тебя разэтак через заборы. Бабах! Ещё бабах! И контрольный — внутрь бронежилета. Бабах! Кстати, а глушитель-то где? Забыл навернуть — с кем не бывает. Извини, Каспар, тебя грохнули непрофессионально. Нашумели на весь дом. То-то сейчас мутантов набежит, а с ними как раз и Пердун явится.
Да вот и он — лёгок на помине, скотина каннибальская.
— Ну, привет, Пердун!
Ах да, он сейчас в линялой своей балаклаве. Как я запамятовал: его же в маске не принято узнавать!
— Эй, говнюк в маске, не видал ли ты Пердуна?
Молчит, а глаза-то злобные искры мечут. А погоди метать: вспомни, не ты ли братскую ногу на ужин заказывал. А потом ныл: «Не могу доесть ногу,
