помогите!». Не ты ли пытался накормить ногой Зорана его собственного брата? Нет, не ты? Врут твои наглые глаза.
Бабах! Бабах! И больше не врут.
Горана Бегича учил стрелять кто? Зоран Бегич. И он его научил стрелять как? Очень метко. Получай, мутант, в глазницы! Не ту ножку ты накануне обгладывал, ох не ту.
Ну что, темно? Потушен свет? Так то-то же! Думал, харя мутантская, что тебя из револьвера сильно не повредишь. Но про бельма-то забыл!
Тут со всех сторон набегают мутанты в балаклавах. Одни — в чёрных, другие — в красных. Которые в красных — просто петухи какие-то с гребешками. Те и другие ловят Бегича за локти, вышибают из пальцев револьвер, заламывают руки за спину, лицом впечатывают в подоконник. И второй, и третий раз, с истинно мутантским наслаждением.
Пока мутанты развлекаются, Горан смотрит в окно и — на тебе! Кого он видит во дворе? Ясное дело, капитана Багрова. И довольно далеко. Тот воспользовался заварушкой, которую Бегич устроил, да и хромает себе, даже не озираясь, к частоколу. А на воротах как раз никого! Все мутанты собрались под Председательским домом, чтобы хорошенько отдубасить дерзкого словенца.
Прощай, капитан, не хромай, не кашляй! Не поминай лихом пассажиров твоего БТРа.
Зоран и Горан сидели на броне. Зоран и Горан упали во сне.
— Горан идёт вразнос. И не вопрос!
Кто это говорит? Ах да, это я сам говорю. Только зачем я такое о себе говорю, это вопрос отдельный. Нет, неправда, Горан не пойдёт. Ни в разнос, ни на стол, ни на блюдо. Горан ведь — человек. И не важно, что намедни за ужином он уписывал за обе щеки ногу родного брата. И обе щеки перемазал кровавой подливой.
Пердун воет и сокрушается по потере, он зажимает ладонью дыры на месте глаз, между пальцев сочатся кровавые слёзы. Заслужил.
— Сварить негодяя Бегича! — слепой каннибал скрежещет крепкими зубами. Бегич тоже что-то заслужил, это понятно и неизбежно.
Но кому-то понятно вовсе иное.
— Этого Бегича — не надо варить! — улыбается предводитель стражников в красных балаклавах. — Этот нужен нам. Сварите-ка лучше, друг Пердун, его родного братца. Тоже Бегич — и точно такой же, разве только на одну ногу короче. Да что я говорю: вы же сами его ногу и пробовали. Вкусно?
Поход в Лесную Елань с Веселином Пайайотовым выдался последним. Уже на следующее утро Братиславу сделалось не до разысканий в области песенного фольклора мутантов. То есть, сначала-то Хомак собирался идти. Нацепил поверх бронежилета ветровку (вышитая Дырой камуфляжная куртка уже дня три, как запропастилась), взял сумку с блокнотами для записи фольклорных образцов, отпер дверь своей комнаты… И столкнулся нос к носу с паном профессором.
Щепаньски пришёл не один. За ним стояло четверо мутантов в красных балаклавах. Личная гвардия Дыры.
Не дожидаясь приглашения, начальник экспедиции и сопровождающие вошли в комнату Братислава. Хомак посторонился, бормоча:
— Если вы всё ещё по поводу Панайотова, то не могу ничего добавить. С вечера я его не видел…
— Панайотов действительно скрылся, — строго поглядел на него пан Кшиштоф, — и его найдут и водворят, куда надо. Но мы сейчас пришли не за тем, — профессор сглотнул. — Дыра… Мы пришли по поводу пани Дыры.
— Вы пришли звать меня к Дыре? — Хомак задохнулся от возмущения. — Так просто, со стражниками — к ней? Нет, пан Кшиштоф, воля ваша, но я не пойду. У меня нет с пани никаких дел. Совсем никаких.
— Да брось, — устало, с некоторым надрывом проговорил Щепаньски, — никто не говорит о свидании. Всё в прошлом.
— Не было, — пытался упорствовать Хомак, — ничего не было!
Пан Щепаньски вяло, с кислым выражением отмахнулся от его слов:
— Было — не было, теперь-то какая разница. Сейчас же идём к пани Дыре! Возражения не принимаю. Сумку можно с собой не брать.
Братислав пожал плечами и вместе с паном Кшиштофом и маскированными мутантами вышел в коридор Председательского дома. Хомак запер за собой дверь комнаты и все шестеро двинулись в сторону покоев пани Дыры.
По пути Братислав решился спросить у Щепаньски:
— Простите моё любопытство, но Панайотова — его за что ищут? Он в чём-то провинился?
— Панайотов? Нет! — рассмеялся пан. — Просто мы ему не доверяем. Ему, а также Милорадовичу, Чечичу, Костичу, — при последней фамилии пан Щепаньски скрипнул зубами, — стоило бы до конца нашей экспедиции посидеть взаперти. На всякий случай.
— Стесняюсь спросить, что за случай вы имеете в виду?
— Ожидаются важные события, — ответил пан Кшиштоф уклончиво, — и лишние глаза некстати.
Что ж, понятно. Болгарин, сербы и македонец — южные славяне, народы заведомо ненадёжные. Их и в экспедицию-то включили в основном для отвода глаз. Но в главные — разведывательные — задачи экспедиции никто их посвящать не собирался. Вот и третьего дня на пир у Дыры их не пригласили, а там ведь много секретов звучало.
