или кого-то видеть. Может, поэтому только на исходе третьего дня он и заметил Горислава Чечича. Македонец какое-то время уже находился в том же бараке, что и Ратко. И тоже старался не видеть коллегу, не попадаться ему на глаза. Странная, однако, застенчивость.
Милорадович заставил себя подойти к Гориславу, спросить:
— Давно вы здесь, коллега?
— Второй день.
— Не ожидал вас встретить при таких обстоятельствах.
— Я тоже не ожидал! — голос Чечича выдал отчаяние. — Я ничего не сделал, чтобы здесь очутиться. Я был вполне лоялен пану Кшиштофу, я честно изучал всё, что им предлагалось. И вот итог: я здесь. И вынужден переквалифицироваться в огородники. На пару с вами.
Пропустив мимо ушей осуждение (кажется, Чечич верил, что Ратко своё место в концлагере честно заслужил), профессор уточнил:
— Значит, из экспедиции мы здесь — только вдвоём? Вы уверены?
— Да, вдвоём! — осуждение в тоне македонца усилилось. — Что поделаешь, если Костич и Панайотов куда-то пропали? Никому ничего не сказали, а потихоньку спасли свои шкуры. Хотя заслужили здесь оказаться — и куда более некоторых!
Вот это поворот! Думал ли когда простой чешский антрополог Братислав Хомак, что ему суждено править мутантской столицей? Пусть, и не в самой Великой Чернобыльщине, а в маленьком ареале под захолустным замком Брянск. Но всё равно: главное — приятная неожиданность.
Казалось бы, что хорошего может проистекать в твоей жизни от глупой и похотливой толстозадой мутантки? А вот — пожалуйста! Столичная Елань отныне твоя, правь — не хочу. И пан Кшиштоф тонко так улыбается: понимает, что конъюнктура складывается благоприятно. Да и раньше понимал: то-то внутренне веселился, приглашая перепуганного Хомака на председательский балкон.
— Не всё так просто, пан Братислав! — напомнил профессор Щепаньски. Предстоит ещё пройти инициацию.
А? Что? Инициацию? Это-то что такое?
— Посвятительный обряд, — пояснил пан Кшиштоф, усмотрев на лице Хомака всю меру его недоумения, — в данном случае — обряд посвящения в правители Елани.
Ну да, Братислав уже и сам вспомнил, что означает этот термин. И вспомнил, как пан профессор его истолковывал — сегодня днём, на балконе.
— Это будет… что-то серьёзное? — догадался Хомак и невольно содрогнулся. А так уж ли нужно ему в правители Елани?
— Без сомнения, — подтвердил пан Щепаньски, — посвятительные испытания — не из лёгких.
Ну вот, приехали… А всё так здорово начиналось.
— А человек… такое может пройти? — осторожно спросил антрополог.
Начальник экспедиции красноречиво пожал плечами. Даже соврать ради спокойствия не считает нужным!
Но зачем же, зачем эти все дурацкие посвятительные обряды? Да, пан Кшиштоф ответит известно что: испытание делает человека сильнее, и всё подобное. Но всё это — этнографические штучки, ничем не проверенные верования. Метафизика, одним словом.
Чешские антропологи в такое не верят. Они доверяют объективным измерениям — в пику субъективистским измышлениям господ-этнографов, поражённых бациллами феноменологии, экзистенциализма и прочей метафизики, тянущей нас — одним словом, к регрессу.
Вот борьба за существование — это то, что реально сделало сильнее мутантскую популяцию. В результате мутации рождались самые разные люди: некоторые намного слабее, некоторые сильнее нормальных. Слабых отсеял естественный отбор в ходе жёсткой внутривидовой борьбы — да, с каннибализмом и прочими прелестями. Но не вступи мутанты в эту борьбу — не выжили бы из них сильнейшие, не стали бы они высшей расой по отношению к человеку. Вот в чём надо искать истоки силы мутантов и их правителей, а вовсе не в архаичных посвятительных обрядах.
— А нельзя ли эту инициацию… как-нибудь обойти?
— К сожалению, нет. Даже если бы мутанты согласились — есть ещё Залман Супскис. Уж он-то проследит, чтобы всё прошло честно.
Да, этот проследит. В профессоре Щепаньски он видит соперника — и не успокоится, пока не уложит на обе лопатки. Подленький типчик.
— Кстати, а то, что нескольких человек из нашей экспедиции арестовали парни в балаклавах — не Супскиса ли проделки?
— Не совсем, — возразил пан Кшиштоф, — я тоже был в курсе. И именно я определил их персональный состав. По тому основанию, можно ли их молчанию доверять, — профессор нахмурился. — Впрочем, наши люди находятся в безопасном месте. За последнее я ручаюсь. Как начальник экспедиции.
Ну вот, подумал Хомак, половина экспедиции в безопасном месте, один сошёл с ума, одному предстоит опасное для жизни посвятительное испытание. А пан Кшиштоф продолжает, как ни в чём не бывало, начальствовать над экспедицией — и даже за что-то ручаться.
Мечтатель, однако.
О том, что инициация правителя Столичной Елани представляет собой поединок, да ещё с тремя соперниками в течение трёх ночей, пан Щепаньски благоразумно умолчал. Братислав — парень крепкий, может и выдержит. Но коли узнает заранее — откажется, как пить дать. А кому надо, чтобы наш
