произнёс:
— Во избежание недоразумений предлагаю коллегам не прикасаться к мясным блюдам. Просто так, на всякий случай.
Пан Кшиштоф Щепаньски метнул в Милорадовича гневный взор:
— Что я слышу? Коллега из Сербии боится, что его накормят человечиной? — и гаденько хихикнул.
Но поднять на смех старика Ратко не так-то просто.
— Коллега из Сербии не исключает и этой маловероятной возможности, — пожал плечами Милорадович, — и думает, что экспедиции выйдет не на пользу жёсткое переживание культурного шока в первые же дни работы.
Кто хочет — опровергайте.
У больничного здания — покосившегося одноэтажного барака с маленькими тёмными окнами — Лёня Погодин вздохнул с преждевременным облегчением. Подумал: ну вот, раненые доставлены, оба ещё живы, теперь за них отвечать западным специалистам… Мечтатель!
Мог бы сразу догадаться, что больница не функционирует — стоило просто поглядеть на тёмные окошечки. Да и не просто тёмные, а словно бы подёрнутые вековой паутиной. Тут бы и задать себе пару резонных вопросов. Так куда ты, Лёнька, доставил живыми раненых? В образцово-показательную передовую клинику мутантской зоны?
Нет же: охота была продлить самообман. Даже когда сторож-мутант в линялой балаклаве возился с амбарным замком на больничных воротах, Погодин чисто по-пижонски удивлялся лишь одному: зачем носить балаклавы мутантам, которые и так все на одно лицо?
Потом сторож отпер ворота, первым вошёл в больничный барак и, обернувшись, пообещал немедленно разбудить немецких специалистов из «Хирургов через заборы». Когда он за этим направился вдоль по длинному тёмному коридору, Погодин даже не задумался, отчего бы прославленным специалистам ночевать взаперти? И искренне недоумевал, чему же хмурится капитан Суздальцев?
Рядом стоял близнец Зорана Бегича, потому Погодин постарался не выдать охватившей его неприличной радости, когда говорил:
— Что ж, пойду поскорее «передать дела».
— Шутов, зайди-ка тоже, — велел капитан.
— И я пойду, — поспешно вызвался Горан Бегич, которому, по всему, также что-то не нравилось.
— А где сама операционная? — крикнул Погодин вслед удалявшемуся сторожу. — Раненых-то нашим куда нести?
— Да пёс его знает! — лениво бросил тот через плечо, даже толком не обернулся. — Немца в гостинице разбудим, он всё и покажет.
Ответ не сильно-то любезный, ну да пусть его, вздохнул Погодин. Положим, немецких медиков-волонтёров всё равно будить придётся, а ночной сторож, да ещё из мутантов, не обязан быть в курсе работы врачей и последних медицинских технологий.
Что ж, не будем создавать суеты хотя бы сами, решил Погодин. Он удостоверился, что носилки с Зораном и Багровым останутся в широком больничном вестибюле сразу за воротами, и лишь тогда присоединился к Шутову и Горану Бегичу.
Вместе с ними он еле нагнал сторожа в балаклаве, резво шаркающего по дощатому полу на плохо гнущихся ногах. Колоритный мутант успел уже одолеть почти весь коридор и как раз сворачивал на дальнюю лестницу, что уводила куда-то в полуподвал. Хорошо же устроили немецких специалистов!
Загремел засов, тяжёлая дверь повернулась на петлях — и потрясённым взглядам людей предстала мутантская гостиница для немецких волонтёров. Только если такое назвать гостиницей, то что тогда арестантская камера?
— И здесь держат врачей? — ужаснулся Горан Бегич.
— Есть, конечно, комнаты и получше, — соизволил ответить сторож, — они в другом конце коридора. Но всё надо заслужить.
Ну, что-то в этой комнате напоминало и гостиничный номер. Письменный стол с настольной лампой, зеркало, платяной шкаф, на стене над топчаном — электрический ночник. Только на свет Божий отсюда не выходило ни единого окошка, да и засов на двери задвигался снаружи.
На топчане, прикрытый пледом, дремал молодой человек интеллигентной наружности. Как только четверо нежданных посетителей бесцеремонно нагрянули в его «келью», обитатель вскочил на ноги, закрываясь рукой от света собственного ночника.
— Вот его спросите об операционной, — ткнул сторож в тщедушную фигурку толстым мутантским пальцем, увенчанным ястребиным когтем. — Он — один из волонтёров, которые к ней это… прилагались.
— Фабиан. Фабиан Шлик, — представился волонтёр. Глаза его тревожно бегали, руки тряслись. Погодин подумал, что в жизни не видал такого перепуганного немца. И кажется, даже Горан, который в Словении выше крыши насмотрелся на самых разных немцев, мог бы сказать то же самое.
— Вы активист «Хирургов через заборы»? — уточнил Погодин.
Фабиан Шлик в замешательстве кивнул.
— Вы врач?
— Ну, почти… — немец запнулся, мучительно подыскивая слова. — По правде говоря, среди нас пятерых можно назвать врачом только Дитриха Гроссмюллера. Я же простой санитар, и даже скорее — переводчик… А вы уже говорили с Дитрихом? — быстро спросил он с неясной Погодину надеждой, но
