Майор Светлов был тучен и высок; сидя в кресле, в валенках и полушубке, он держал на коленях меховую шапку и время от времени повертывал ее. Под рыхлым, большим носом его чернели усики, серые, с зеленоватым оттенком глаза смотрели на Дениса прямо и умно.
Рассматривая ордер на обыск, Денис обратил внимание на то, что ордер был подписан заместителем наркома внутренних дел А. Бергом. Фамилия показалась ему удивительно знакомой, но – откуда и почему – он вспомнить не мог. Было несомненно: с Дмитрием что-то стряслось.
– Ну, если так… ищите… – сказал Бушуев. – Только, я думаю, вы лучше меня знаете, что у меня в доме никого нет и никого я не прячу.
Майор поднялся, поблагодарил и приступил к обыску.
Домочадцы перепугались насмерть. Ананий Северьяныч залез со страха на печь и с головой укрылся полушубком.
– Гриша… – шептал он. – Ты бы сходил с ими в погреб-то… Как бы не уворовали чего из съедобного-то… из съестного-то не уворовали бы чего…
А боялся Ананий Северьяныч за молодого теленка, недавно им купленного на мясо. Теленка Ананий Северьяныч зарезал, освежевал и положил на лед в погреб.
Но Гриша Банный сам не знал, куда деваться со страху. Он забился в угол за горку с посудой и вытянулся там, как жердь, стуча зубами и выглядывая одним глазом из своего укрытия.
Увидев его за горкой, майор улыбнулся, показав белые, сплошные зубы.
– А вы, товарищ, не прячьтесь, мы не кусаемся… – заметил он Грише.
– У Поморцева М. М. в книге… – начал было Гриша, но смолк.
– Что такое? – не понял майор.
– В книге Поморцева М. М. з-замечательно описано… как с-солить огурцы и… и м-мандарины… – еле выдавил Гриша, выстукивая зубами унылую дробь.
– А про арбузы там ничего не сказано? – усмехнулся майор, поняв, что имеет дело с идиотом.
– Т-тоже сказано… – охотно подхватил Гриша. – Но арбузы, д-доложу я вам, с-солить труднее… из-за их непомерных размеров… С-солить же можно все решительно… Один п-поручик, до революции, разумеется… засолил даже кожаные сапоги… целую кадку старых солдатских сапог…
Но майор уже не слушал его – направился в сад.
Обыск незнакомцы произвели быстро, но тщательно. Под конец майор Светлов еще раз извинился перед Бушуевым, и все трое ушли.
Это было поздним вечером. А ночью позвонила из Москвы Ольга и сообщила Денису, что в их подмосковном доме тоже был обыск. Выяснилось, что и там, и тут обыски были произведены в одно и то же время. Оба, и Ольга и Денис, понимали, что их телефонный разговор, вероятно, подслушивается, и оба выразили якобы недоумение по поводу непрошеных ночных гостей. Потом Ольга справилась у Дениса насчет работы и спросила – когда он думает вернуться в Москву? Денис сказал, что вероятно – скоро, так как получил приглашение участвовать на вечере в Колонном зале Дома Союзов. О вечере Ольга знала уже из газет.
– Что будешь читать? – поинтересовалась Ольга. – Отрывки из «Матроса»?
Голос ее дрожал и прерывался. И Денис чувствовал, что говорила она сквозь слезы.
– Не знаю еще… – лениво ответил Денис. – А ты, Оленька, не волнуйся. Все это простое недоразумение.
– Учти, Денис, вечер будет транслироваться по радио… – сказала Ольга, как бы не заметив последних слов мужа. – Да, да, вечер будет транслироваться по радио. И прочесть ты должен хорошо…
Разговаривая так, они оба в эту минуту думали о Дмитрии и мучились догадками – где он и что с ним.
О своем телефонном разговоре со Сталиным Денис не обмолвился ни словом. Коротко сообщил Ольге о нем в письме, что послал на другой день.
Одновременно с письмом Дениса, Ольга получила длинное письмо от Аркадия Ивановича из Средней Азии. К письму была приложена фотография: Хрусталев стоял с киноаппаратом среди крутых, скалистых гор. Письмо было необычайно теплое, полное любви, но какое-то странное, в нем было что-то новое и необъяснимое. «Я бесконечно рад, – писал Аркадий Иванович, – что вы счастливы. Такова, по-моему, и есть истинная, настоящая любовь, когда умеешь радоваться счастью любимого человека, даже если этот любимый человек – с другим».
А еще через несколько дней Ольга Николаевна получила краткое известие (писал какой-то друг Хрусталева), что Аркадий Иванович во время съемки сорвался со скалы и разбился насмерть.
…Через неделю после обыска появился в Отважном Дмитрий. Ночью, в пургу, он пробрался в куток Гриши Банного и «залег» там, как он сам выразился. К его удивлению и радости, он нашел куток в «боевой готовности». Вскоре после обыска Гриша Банный все приготовил к тому, чтобы забредший туда путник ни в чем не нуждался. Каким-то непостижимым чутьем Гриша догадался, что Дмитрий снова будет искать надежного убежища и появится в Отважном.
Предусмотрел Гриша все с удивительной тщательностью. Зная, что печку в кутке дровами топить нельзя из-за дыма, он съездил в город и привез каменного угля, бог весть где им раздобытого.
Дмитрий ввалился в куток ночью, добравшись до Отважного из последних сил – он был ранен в левую ногу.
Лежа на грязной койке и прислушиваясь к монотонному, нудному завыванию метели, Дмитрий остро и
