березах, на крыше утонувшего в снегу погреба, звонко, по-зимнему галдели галки, щебетали воробьи. По Волге, окутанная паром, бежала лошаденка, запряженная в розвальни, и в открытую форточку слышны были ее пофыркиванье и скрип полозьев.
Бушуев наскоро написал два письма – Ольге и в издательство «Советский писатель» – и подвинул к себе рукопись «Грозного». И вновь, в сотый раз перечитал заключительные слова Ваньки-Ястреба.
Пришла Катя, принесла газеты и письма. Потом шумно вбежал Алеша с мертвым воробышком в руках.
– Папа, смотри, замелз, замелз…
Вслед за Алешей приковылял Ананий Северьяныч, еще с лестницы крича:
– Алешка! Не мешай, чертенок, отцу! Не парень, а – чистое наказанье!..
Зазвонил телефон. Денис, обнимая Алешу, снял трубку. Послышался взволнованный голос телефонистки с костромской станции:
– Товарищ Бушуев?
– Да.
– Вас вызывает Кремль. Не отходите от аппарата. Переключаю на правительственный провод.
Некоторое время было тихо, лишь слегка что-то потрескивало в мембране. Денис снял с колен сына и передал Ананию Северьянычу. Треск прекратился и послышался мягкий, приятный баритон.
– Алло!
– Да, слушаю, – отозвался Денис.
– Товарищ Бушуев?
– Да.
– Вас вызывает товарищ Сталин. Не отходите ни на минуту от телефона. Соединение продлится, быть может, минуты две-три. Пожалуйста, не отходите.
– Хорошо, – ответил Денис и, прикрыв трубку рукой, шепотом приказал отцу:
– Папаша, уведи Алешу… Сталин вызывает… – и подумал, неприятно удивленный: «Зачем же я сказал, что Сталин вызывает, – будто хвастаюсь. Ах, мать честная!»
Ананий же Северьяныч так перепугался, что от страха подпрыгнул даже, поскользнулся и, схватив в охапку внука, – вниз головой, второпях-то, – опрометью, со всех ног, бросился вниз по лестнице. На кухне Ульяновна и Катя готовили обед. Гриша Банный сидел на полу и мастерил для Алеши буксирный пароход. Ананий Северьяныч швырнул внука на стул и волчком завертелся по кухне.
– Ульяновна… Ах, ты господи!
– Чего ты, старик? – перепугалась Ульяновна.
– Ах ты, господи! Сам товарищ Сталин, с Кремлю, стало быть, звонит Дениске-то нашему. С чего бы это? А?
Гриша Банный бросил пароход, молниеносно распрямил пружинные ноги и задом вспрыгнул на лавку, стукнувшись затылком о стену. Огромная шапка- кубанка с красным крестом поверху, которую Гриша в последнее время редко снимал даже в помещении, боясь простуды, съехала ему на глаза и уперлась в кончик хрящеватого носа.
– Оптический обман-с… – прошептал он, щелкая большими ножницами для жести, как волк зубами.
– Цык! – шикнул на него старик. – У тя, дурака, все на свете обман!.. Брось щелкать ножницами – тут те не пошивочная! Брось, дуралей! Я кому, стало быть с конца на конец, говорю?
– Сами щелкают… – оправдывался Гриша, продолжая бешено стричь в воздухе ножницами.
Старик, судаком округлив рот, набросился на Гришу.
– Сами, говоришь? Такого не бывает! – и, вырвав из рук Гриши ножницы, отбросил их. – Тут – товарищ Сталин, а он – ножницами пощелкивает! Тише! Все тише! Катька, не греми посудой! Забирай Алешку и – марш на двор! Вишь, хнычет!
Между тем Денис ждал, напряженно вслушиваясь. Сердце взволнованно постукивало.
– Алло! – снова послышалось в трубке.
– Да, да, я здесь… – поспешно ответил Денис, узнав баритон незнакомца, и опять рассердился на ту нехорошую поспешность, с которой отвечал.
Еще несколько минут тишины и – низкий голос, с характерным акцентом. Денис мгновенно узнал этот голос.
– Товарищ Бушуев?
– Слушаю, товарищ Сталин, – сразу как-то овладев собой, твердо ответил Денис, но подумал: «Быть может, надо было – „Иосиф Виссарионович“?» При первом свидании он называл его по имени-отчеству. Теперь почему-то не хотелось называть Сталина по имени-отчеству.
– Здравствуйте…
– Здравствуйте, товарищ Сталин.
– Вот хочу справиться… – медленно растягивая слова, заговорил Сталин. – Как подвигается ваша работа над поэмой?
