– Лжете! – крикнула Ольга, сверкая слезинками в помутившихся глазах.
Ближайшие столики притихли. Все с любопытством повернули головы к месту скандала.
– «Достойно кисти Айвазовского»… – шепнул скульптор Орлов своей соседке, пряча голову за ее плечо, чтобы Ольга не узнала его. – Кажется, Бушуев влип!..
Денис растерянно оглянулся и укоризненно, негромко сказал:
– Ольга…
Она повернулась, секунду бешено смотрела на него и вдруг, как-то разом вся обмякнув, тихо, с мучительным укором сказала:
– Денис, что ты делаешь? Зачем?
И молча пошла к выходу, низко склонив голову.
На этот раз примирение состоялось не сразу. И бог знает, как бы долго Ольга еще сердилась, если бы не помог примирению случай. Центральная печать опубликовала наконец имена писателей, удостоенных Сталинских премий. В числе писателей, удостоенных Сталинской премии 1-й степени, был и Денис Бушуев. Как и орден Ленина, Сталинская премия присуждалась ему все за ту же поэму «Матрос Хомяков». И как-то само собою вышло – Ольга помирилась с Денисом.
В Европе в то время вовсю бушевала война. Пикирующие бомбардировщики громили Лондон. В Москве, в кругах, близких к Кремлю, все чаще и чаще поговаривали о возможном вступлении в войну и Советского Союза. Продовольствие и одежда быстро исчезали с рынка, и кое-что уже трудно было купить. Народ тянулся из последних сил. Но не унывали аристократы.
Сталинская премия и новый авторский гонорар за «Братьев» – с начала нового сезона пьеса шла сразу в двухстах театрах страны – принесли Бушуеву в короткий срок 300 000 рублей. Как раз началась подписка на очередной государственный заем. От вездесущего Якимова Бушуев узнал, что Н. Погодин подписался на 40 000 руб лей, И. Дунаевский – на 35 000, А. Толстой – на 30 000.
Дениса ужасно подмывало демонстративно подписаться рублей на 50. Дело в том, что фамилии «героев подписки» публиковались в «Правде» и в «Известиях». После пятизначных цифр, стоявших против фамилий новых богачей – всех этих Толстых, Погодиных, Дунаевских, Бушуевых – шли четырех и трехзначные цифры, птица шла помельче. И каждый год парад подписчиков замыкал писатель Иван Кимов, автор романов «Заозерье» и «Колокола», который упорно, из года в год, подписывался только на 100 рублей. Его стыдили и в редакциях, и в групкомах писателей, но он твердо стоял на своем и ни копейки не прибавлял.
Денису хотелось переплюнуть и его: подписаться на 50 рублей, смеха ради, и встать в конце колонны, но Ольга возмутилась и перепугалась.
– Ты с ума сходишь, по-моему!.. – заявила она и заставила Дениса подписаться на 35 000 рублей.
Тайно от Ольги, Бушуев систематически небольшими суммами (чтобы не возбуждать подозрение) посылал Дмитрию деньги через дядю Леню.
Переделка поэмы шла из рук вон плохо. Ольга упрашивала Дениса уехать из Москвы, в тишину, в Отважное.
– Ну, представь, Денис, что если Сталин справится, как подвигается твоя работа над «Грозным»? Ну, что ты будешь отвечать?
Но Денис не хотел ехать в Отважное и под всякими предлогами откладывал и откладывал свой отъезд. И вскоре выкинул такой номер, что насмерть перепуганная Ольга Николаевна решительно турнула его из Москвы и сама усадила в поезд.
А номер Денис выкинул вот какой.
Ольга Николаевна настояла на том, чтобы отпраздновать получение Денисом Сталинской премии, – сам он отнесся к этому событию довольно равнодушно и не хотел никаких сборищ и поздравлений. Но, в конце концов, как всегда, уступил жене, и гости собрались. Приехали супруги Ватаевы, композитор Крынкин, Наточка Аксельрод с мужем – она в декабре вышла замуж за сценариста Кирюхина, – Семен Винокуров, Шаров, какие-то молодые люди и молодые женщины – новые знакомые Ольги – словом, гостей собралось человек двадцать – двадцать пять.
Шум, как полагается, подняли большой.
– Т-товарищи! С учреждением Сталинских премий, писателям «жить стало лучше, жить стало веселей»! – шумел Сашка Шаров.
– Даже совсем весело… – заметила жена Батаева.
– Ну, как, Валентин Евгеньевич, закончили наконец роман? – спросила Ольга у Ватаева.
– Закончил и сдал даже, – ответил высокий и красивый Ватаев. – И в партию вступил.
– Поздравляю. По всем статьям.
– Спасибо.
– А Бирюков-то все-таки получил Сталинскую премию… – приставал маленький и черненький Якимов к Кирюхину. – Помните, Глеб Николаич, мы спорили…
– Не помню… – буркнул Кирюхин.
– Да как же так? – удивился Якимов. – Здесь же, у Бушуевых. Вы говорили, что роман слабый.
– Говорю – не помню, значит – не помню… – рассердился, наконец, Кирюхин. – И – оставьте меня в покое!
Ольга Николаевна, в скромном темно-лиловом платье, ладно и красиво сидевшем на ней, переходила от одной группы гостей к другой и всюду
