– А если Варька приедет? Возьмет да опять объяснится вам в любви?
– Тогда совсем плохо. Анна Сергеевна выгонит меня.
– Не вы-ыгонит… – знающе протянула Женя и серьезно добавила: – Варю мне жалко, она очень несчастна.
– Зато вы счастливы.
– Я? Да, очень.
Вечером, когда зажгли керосиновые лампы, Женя заиграла на рояле. Играла она плохо, не чета Варе, и сама от души смеялась над своей игрой. О творчестве не было сказано ни слова. Только один раз Ольга спросила у Дениса:
– Над чем сейчас работаете?
– Над новой поэмой о Грозном.
– Почему вы взялись за такую старую тему?
– Не знаю… – засмущался Бушуев. – Она и старая… но ведь может быть и новой, как всякая тема.
Бушуев побыл у Белецких недолго и, сославшись на то, что ему надо работать, стал прощаться. Его стали упрашивать остаться, чтобы познакомить с Аркадием Ивановичем, но он заупрямился и не остался. Прощаясь с Ольгой и задерживая ее маленькую теплую руку несколько дольше, чем следовало бы, он уже ясно отдавал себе отчет в том, что что-то произошло и Ольга стала близка ему необыкновенно. И, быть может, поэтому он и не остался. Ему не хотелось видеть «жениха» Ольги.
Выйдя из калитки и пройдя всего каких-нибудь десять-двадцать шагов, он столкнулся с шедшим навстречу Аркадием Ивановичем.
Хрусталев шел медленно, опустив голову, и о чем-то сосредоточенно думал. И не обратил никакого внимания на Бушуева.
Бушуев пришел домой, сел было писать, но писалось плохо – мысли перебегали с одного на другое. Тогда он достал материалы о Грозном и стал их пересматривать. И зачитался до полночи.
Часу в одиннадцатом ушли от Белецких и Ольга с Аркадием Ивановичем. Они долго молча шли в темноте, ни слова не говоря. Аркадий Иванович не решился даже предложить ей руку, она все время держалась от него на некотором расстоянии.
Он не выдержал:
– Оля… Ольга Николаевна, я дальше так не вынесу. Я, кажется, с ума сойду… – сказал он дрогнувшим голосом. – Ты… вы должны понять, что дав мне столько надежд и – будем прямы – нежности…
– Как вы не корректны, если вспоминаете об этом теперь… – тихо напомнила она.
Он зло отбросил горящую папиросу. Она описала красную светящуюся полосу и, упав в траву, на которой блестели бусинки росы, погасла.
– Пожалуйста, ответьте мне, в чем дело? – настойчиво повторил он.
Ольга остановилась.
– Послушайте, Аркадий: тут нечего объяснять. Я убедилась в том, что мало люблю вас для того, чтобы связать свою судьбу с вашей. А теперь, пожалуй, – добавила она, думая о Денисе, – и совсем мало люблю. Я знаю и понимаю, что я ужасно виновата перед вами. Но что же мне делать? Это был какой-то туман – эти мои отношения с вами. Я теперь это поняла… И мучаюсь тем, что причинила вам боль… Я за многое благодарна вам и никогда не забуду всего того, что вы сделали для меня. Пожалуйста, останемся друзьями, зачем ссориться…
Он ткнулся лицом в стоящую возле дороги березу, обнял ее ствол и тихо, еле слышно сказал:
– Как это все ужасно, Оля… Если б ты знала, как бесконечно я тебя люблю. И как мне мучительно больно.
– Верю, Аркадий, и знаю: ты – прекрасный, хороший человек.
Она говорила первое, что приходило ей на ум, и понимала, что слова ее пусты и ничего не значат.
– Но ты дашь мне хоть ничтожную возможность надеяться?.. Хорошо, пусть пройдет какое-то время.
– Не знаю… Не могу ничего обещать, Аркадий.
Они снова пошли и долго шли молча. У дома Широковых, где Ольга снимала комнату, опять остановились. Аркадий Иванович хотел было ее поцеловать, но Ольга отвернулась, резко и испуганно.
Утром, никому ничего не сказав, Хрусталев уехал в Москву.
Ольга плохо спала эту ночь. Два чувства боролись насмерть: жалость к Хрусталеву и вспыхнувшая, как порох, любовь к Денису. Но она все время ловила себя на том, что о Денисе думала больше. И чувство к Денису тоже, в свою очередь, раздваивалось: она любила того, «пароходного», Дениса, а Денис-писатель мешал ей. Она не могла любить человека, который в своих книгах защищал тех, кто убили ее отца, ее мужа и, может быть, погубили и брата. «Но ведь все, по крайней мере большинство советских писателей, в конце концов, так или иначе защищают этих убийц прямо или косвенно, – мучительно думала она. – Они обязаны это делать!» Но тут же вставал другой вопрос: обязаны ли? в силу чего? В силу того, что им надо жить, кормить семью? Но ведь тогда не обязательно заниматься столь вредной профессией, состоять в адвокатуре убийц…
Быть может, и это всего вероятнее, Денис Бушуев не сознает того, какой вред он приносит стране и народу. Ведь он не коммунист. Но неужели, неужели Денис Бушуев из тех писателей, которые получают за свои книги ордена и сумасшедшие гонорары и преспокойно понимают, кого они прославляют в своих
