книгах?
Заснула она поздно. Ночью видела сон: мальчик прыгает в воду с дебаркадера пристани, но из воды его вытаскивает не брат Дмитрий, как это было наяву, а – Денис Бушуев. Утром она проснулась необыкновенно радостной и счастливой и сперва никак не могла понять, что, собственно, ее радует. А вспомнив и поняв, она быстро вскочила, умылась и оделась.
Над Волгой уже висело горячее солнце. Галдели грачи на березах, у колодца переругивались отважинские бабы. За открытым окном виден был сад, кусты смородины и грядки клубники. Над грядками порхали бабочки, а в занавеске на окне гудел шмель. Все это было так сверкающе и хорошо, что Ольга чуть не расплакалась от счастья.
Каким-то, только одной женщине свойственным, чутьем она угадывала, что если Денис еще не любит ее, то – будет любить. И будет любить сильно.
Ольга надела купальный костюм, поверх него – летнее цветное платье, схватила полотенце и хотела было идти на Волгу, как в окно, в то, что выходило не на Волгу, а на дорогу, кто-то постучал.
Это была Финочка. Поздоровались.
– Жилец наш уехал. Оставил вам письмо, – сказала Финочка.
В первую минуту Ольга и не сообразила, о ком идет речь, кто уехал? Она понимала лишь одно, что это – Финочка, сестра той самой Манефы, которую Бушуев когда-то очень любил и о странной судьбе которой вчера ей много и подробно рассказывала Женя.
– Финочка, зайдите на минутку, пожалуйста, – пригласила Ольга, принимая письмо.
Финочка вошла. Ольга жадно взглянула на нее. Да, действительно, хороша. А говорят, что ее сестра еще лучше была. Финочка же, в свою очередь, восхищалась Ольгой. Она всегда ею восхищалась и, по простоте душевной, не скрывала этого.
Сияющая, в голубой юбке и синей кофточке, Финочка остановилась на пороге и, сверкая серыми глазами и сахарными зубками, выпалила:
– Ольга Николаевна, какая вы сегодня красивая!..
– Лучше твоей покойной сестры? Мне говорили, что она была очень хороша.
– Манефа?
– Да.
– Манефа была очень красивая, Ольга Николаевна. Только по-другому как-то… Вы совсем разные с ней… Что же вы письмо-то не читаете? – спросила Финочка, видя, что Ольга все еще не открыла конверт. – Ведь уехал Аркадий-то Иванович…
– Уехал? – как эхо, повторила Ольга и торопливо разорвала конверт.
Аркадий Иванович кратко сообщал, что по-прежнему любит Ольгу, любит, пожалуй, еще сильнее, чем раньше, но жить ему бок о бок с нею после того, что произошло – невыносимо тяжело. И он считает, что лучше будет, если он на некоторое время уедет в Москву.
Ольга положила на подоконник письмо и решительно повернулась к Финочке.
– Ну, Финочка, что еще расскажете?
Удивленная Финочка немного растерялась. Она догадывалась об отношениях Ольги и Хрусталева и ожидала града вопросов – как, в котором часу он уехал, был ли мрачен или весел? И вместо этого…
– Ну, Финочка, так что же нового? – повторила Ольга. – Садитесь, расскажите что-нибудь из вашей жизни… из жизни вашей сестры…
– Ах, Маня была хорошая, – присев на краешек стула, вздохнула Финочка. – Только странная она была, взбалмошная немножечко. А уж как Дениса любила!..
– Любила? – насторожилась Ольга.
– Очень. Вы его, Ольга Николаевна, еще не знаете?
– Знаю.
– У Белецких… наверно?
– Да… я его там встретила.
– Он тоже Манефу очень любил. Это я потом уж все узнала… А про меня ничего не слыхали? – тревожно спросила Финочка, краснея, как маков цвет, при воспоминании о Густомесове.
Но Ольге было не до нее. Она прошлась по комнате, тихо заметив:
– Рассказывали и про вас, Финочка. Оказывается, сына Бушуева, Алешу-то, вы выкормили?
– А как же! – с гордостью подхватила Финочка. – Маня умерла. Куда же малютке-то деться? Вот я его и взяла… На одной груди – свой, а вот на этой, на правой – Алеша…
Она опять покраснела и встала.
– Ну, я пойду, Ольга Николаевна, мне еще надо на пристань сбегать, к мужу, к Васе моему.
– Подождите, мы выйдем вместе. Я иду на Волгу.
