– Молчи, я тебе говорю! – топнула ногой Анна Сергеевна.
– Послушай, Аня… – примирительно сказал Белецкий. – Денис, кто бы он там ни был – матрос, лоцман или поэт – порядочный и культурный человек, и, право, не наше с тобой дело вмешиваться в их отношения. В конце концов, это их дело…
– Ах, так! Ты тоже заодно с ними?
– Да не заодно я с ними… – досадливо поморщился Белецкий. – Только надо же быть справедливым…
– Это ты называешь справедливостью: свою дочь, культурную и умную девочку, способную, интеллигентную, обречь на жизнь в какой-то деревенской дыре среди темного и грязного люда – это ты называешь справедливостью? Ты об этом-то подумал, когда о
– Мамочка! – взмолилась Варя, бросаясь к матери.
– Уйди от меня! – гневно крикнула разошедшаяся Анна Сергеевна. – Ты не дочь мне теперь!
– Аня! – укоризненно покачал головой Белецкий.
– Что – Аня!.. Вот ты посмотришь, что я сейчас сделаю… Я пойду к Денису и сама поговорю с ним! – объявила Анна Сергеевна и поспешно стала одеваться.
– Сейчас? Ночью? – удивился Белецкий.
– Да, именно сейчас, сию минуту.
– Мамочка, прошу тебя: не делай этого…
– Не лезь. Я иду.
Белецкий пожал плечами:
– Ну, знаешь, это уже слишком.
– Потом благодарить будете: и ты и Варька… – обещала Анна Сергеевна.
– В таком случае я пойду с тобой… – сказал Белецкий, подымаясь. – Я не могу пустить тебя ночью одну… Кроме того, ты наделаешь глупостей. А вообще – лучше бы до утра…
– Это твое дело: можешь идти, можешь не ходить. Мне безразлично.
Когда супруги выходили из комнаты, Варя повисла у матери на шее и заплакала.
– Мамочка… мамочка милая! Ну не делай этого!.. Зачем ты идешь к нему?.. Он завтра сам придет и все расскажет… Ну не ходи ты к нему…
У Белецкого что-то защекотало горло, он поморщился и отвернулся. Анна же Сергеевна оттолкнула дочь, и Варя бессильно упала на кровать и уткнула лицо в подушку, тихо вздрагивая плечами.
Всю дорогу, до самой пристани, Белецкий отговаривал жену от необдуманного поступка, но она не отвечала и продолжала твердо идти вперед. А когда они подходили к часовне и уже была видна внизу пристань, то Белецкий вдруг заявил, что он не пойдет на пароход и что будет ожидать жену здесь, на камнях возле часовни.
Анна Сергеевна спустилась с горы и прошла по сходням на пристань, а с пристани – на пароход.
На пароходе было тихо и сумрачно. Под потолком желтым неярким светом горел фонарь «летучая мышь», тускло освещая палубу. Вахтенный матрос в брезентовой куртке, измазанной мазутом, поправлял фитиль, взобравшись на пустой ящик. Анна Сергеевна спросила, где каюта Бушуева.
– А вона дверь… напротив трапа в машину… – отозвался матрос, с любопытством оглядывая ночную гостью.
Анна Сергеевна, стуча по палубе каблучками, подошла к каюте и небрежно стукнула в дверь.
– Кто там?
Анна Сергеевна распахнула дверь и вошла.
Бушуев сидел за столом, спиной к двери. Повернувшись и узнав Анну Сергеевну, он вскочил и подвинул ей табуретку.
– Вы?.. Так поздно?..
Несмотря на тусклый свет керосиновой лампы, она разглядела на его щеке яркую красную полосу от уха к подбородку. Разглядела – и в ту же секунду забыла про нее.
– Да, я! – громко ответила Анна Сергеевна, подходя к столу.
– Садитесь, пожалуйста…
– …И пришла я к вам по одному очень нехорошему делу…
Он стоял перед ней, высокий, неуклюжий, и, наклонив голову, внимательно и тревожно смотрел на нее. Анна Сергеевна устало опустилась на табуретку и провела по лицу рукой, собираясь с мыслями.
– Денис… Вы знаете, как мы… вся наша семья… относились к вам. Но вы это наше хорошее отношение истолковали, очевидно, по-своему и даже… решили отблагодарить нас в очень странной форме. Вы, конечно, догадываетесь, о чем я говорю. Я говорю о Варе. Но вы забыли, видимо, о пропасти, разделяющей вас с моей дочерью… Семью Белецких с семьей Бушуевых. И в этом была ваша главная ошибка… Скажите, пожалуйста, зачем вы влюбили
