лесу и померзли… зимой дело было.
– Ишь ты, герой какой выискался… – покачал головой Рыжик.
– Да, брат, Сусанину-то памятник потом поставили на площади в городе… А после, в революцию, снесли начисто…
Машинист сдвинул на лоб картуз, потянулся и весело добавил:
– А я, знаешь, Бушуев, был ведь в той деревне, в Домнине-то, откуда Сусанин родом. Был я еще до семнадцатого года. Деревня, надо прямо сказать, никудышная. И все жители называют себя родней Сусанина, хотя фамилии другие у их. И жили все эти Сусанины бедно-разбедно… А знаешь, почему?
– Почему?
– Потому что свободы им чересчур дали. Сроду они ни налогов, ни податей не платили, царь так приказал. Гордились царевым указом, важничали… Мы-де не кто-нибудь, а Сусанины! От того от самого Ивана Сусанина род наш повелся!.. Ну, понимаешь, гордились, гордились, а работали плохо, гульнуть любили и в такую бедность вошли, что я такой бедности нигде и не видывал, как у них… Великий князь в девятьсот тринадцатом году приехал их навестить, так стыда за них сколько обобрался!.. Да-а, а теперь не знаю, как там… С той поры я ни разу там не был…
Машинист вздохнул, взглянул еще раз на собор и пошел вниз. Бушуев повернул штурвал и задумался. Рассказ старика огорчил его. Как-то обидно стало за всех этих незадачливых Сусаниных.
– Денис Ананьич! – позвал Рыжик.
– Чего тебе?
– Плоты обходить будем по правую сторону аль по левую? – спросил Рыжик, показывая на плоты впереди «Товарища».
– А как ты думаешь?
– Я-то?
– Да, ты-то.
– Я б по левую обошел.
– Это почему?
– Места больше.
– А красный бакен видишь?
– Где?
– За углом плота.
– Вижу… Так это ничего. Протиснемся как-нибудь меж плотами и бакеном…
– Так ведь ты сначала сказал, что по левую сторону места больше, а теперь говоришь – «протиснемся», – улыбнулся Бушуев.
В рубку вошел капитан Лазарев, человек немолодой, болезненный и хилый. Несмотря на жару, он был в валенках. Щеку его опоясывал платок – ныли зубы.
– Бушуев, как плоты обходить будем? – гундосо и невнятно спросил он, точно во рту у него была каша.
– Справа… – коротко ответил Бушуев и потянул проволоку свистка.
Лазарев снял с гвоздя флажок и пошел делать отмашку.
На пристани в Костроме Дениса должна была ждать Варя Белецкая, приехавшая в город встречать знакомых из Москвы: художника Кистенева с сестрой. Но когда «Товарищ» пристал к дебаркадеру, то Бушуев не нашел Вари среди ожидавших парохода пассажиров, – очевидно, она была еще на вокзале. До отвала парохода оставалось еще полчаса, и Бушуев решил идти навстречу Варе. Он сошел уже было с пристани на берег, как вдруг с горы, дребезжа колесами, съехала старенькая пролетка, запряженная белой лошадкой, и, круто развернувшись, стала у самых сходней. В пролетке сидели Варя и белокурая молодая женщина в желтой шляпке и в ярком цветном платье. Некрасивое лицо ее с сильно подкрашенными губами и крылато разлетевшимися, до самых ушей, бровями выражало ту томную усталость, которую напускают на себя чаще всего женщины недалекие и неинтересные, но желающие казаться и умными, и интересными. На коленях она держала изящную кожаную сумочку.
Варя выпрыгнула из пролетки, помогла сойти Кистеневой и, когда подошел к ним Денис, весело сказала:
– Познакомьтесь: Наталья Николаевна Кистенева – Денис Бушуев.
Кистенева быстро окинула его прищуренным взглядом с головы до ног и, протягивая крупную руку с неестественно красными ногтями, предложила:
– Зовите меня просто Нелли. Меня так все зовут. Вы – капитан?
– Нет.
– Помощник капитана?
– Матрос… – холодно ответил Бушуев и добавил: – А где же ваш брат?
– Ваня? Он едет на другом извозчике вместе с вещами и с моим знакомым… Знаете, Варя мне уже кое-что о вас рассказала… Вы сами будете крутить колесо на пароходе?
– Какое колесо?.. – удивился Бушуев. – Нет, зачем же?.. колёса машина крутит…
