Глава 15
Только к обеду Павел пришел в себя и стал с помощью дневальных по батальону вызывать к себе информаторов из рот, начиная с первой. Постепенно письмо отодвинулось в сторону, но след от него остался на его лице: всегда несколько угрюмое и непроницаемое, оно разгладилось, даже голос его изменился, став бархатистее и приветливее.
Из первой роты явился бывший интендант Пилипенко, совершенно лысый человек лет сорока, с потухшим взглядом бесцветных глаз. Он вошел боком, остановился у двери, доложил о прибытии.
— Проходите, Пилипенко, проходите! — радушно пригласил Кривоносов, встретив его у двери, и даже пожал руку. — Садитесь: в ногах правды нет. Закуривайте, — и пододвинул ему через стол пачку папирос «Пушка».
Пилипенко сел на краешек табурета, взял папиросу, закурил, пуская дым себе под ноги.
— Был я в Харькове, — стал рассказывать Кривоносов доверительным тоном, заглядывая в глаза штрафника. — Только что вернулся. Вызывали в управление на совещание. В одном из батальонов, таком же, как и наш, случилось ЧП. Проникшие в батальон агенты гестапо пытались поднять вооруженное восстание, погибло много людей, начальство за недосмотр отдали под трибунал, одних поставили к стенке, других отправили в лагеря, — врал Кривоносов, чтобы было пострашнее и проняло до самого копчика. — Не исключено, что и в наш батальон внедрили или попытаются внедрить гестаповских агентов-провокаторов. Бдительность должна быть на все сто, иначе головы полетят, а моя — в первую очередь, батальон расформируют и ушлют в лагеря.
Кривоносов говорил, но Пилипенко слушал его слова равнодушно: то ли не верил, то ли ему было все равно, что и где происходит и что станется с командованием и с ним самим. Возможно, оттого, что недавно получил весточку: поселок, расположенный на Волыни, где он служил до войны и где оставалась его семья, немцами уничтожен до основания, людей всех либо перебили, либо угнали в Германию. А поскольку жена Пилипенко была еврейкой, то шансов у нее вместе с детьми остаться живыми было так мало, что и не видно.
Все это Кривоносов знал из писем, которые отсылались из батальона и приходили в батальон: письма сперва попадали к нему, а уж потом шли по назначению. Если, конечно, их не отправляли тайком через гражданскую почту.
— Такие-то вот дела, Дмитрий Иванович, — продолжил агитацию Кривоносов. — Сами понимаете, что гестапо и абвер не дремлют, сам Гитлер поставил перед ними задачу всевозможно вредить советской власти и Красной армии изнутри, сеять панику, неуверенность и сомнение в наших рядах. Гитлер понимает, что, если в Красную армию вольются такие батальоны, как наш, пощады не жди. Тем более что тем, кто отличится в первом же бою, будут возвращены воинские звания и все прочее, и, таким образом, наша Красная армия усилится еще больше…
Пилипенко на эти слова лишь кивнул головой, но и этого хватило, чтобы Кривоносов перешел к сути дела:
— Исходя из вышеизложенного, можно сделать вывод, что в нашем батальоне тоже могут скрываться враги советской власти, наймиты гестапо и абвера. Я уверен, что и вы, Дмитрий Иванович, не исключаете такой возможности.
— Не исключаю, товарищ старший лейтенант, — открыл наконец свой рот Пилипенко.
— На основании чего вы делаете свой вывод?
— На основании того, что вы только что мне сказали.
— Ну а сами-то вы, сами ничего такого не замечали у себя в роте? Скажем, кто-то с кем-то шепчется по углам, сбиваются в группы или еще что? Ничего такого не заметили?
— Нет, ничего такого не заметил. А шептаться… Так мы все давно отучились говорить в полный голос, только то и делаем, что шепчемся, — чуть ли ни шепотом произнес Пилипенко и опустил голову.
— Мм-да, — кивнул головой Кривоносов. — Это я понимаю. Но от этого пора отучаться: это вам не концлагерь, это воинская часть… — Помолчал немного, не зная, с какой стороны подступиться к своему информатору, затем спросил: — Ну а за время моего отсутствия что-нибудь произошло?
— В патрули стали посылать, — пожав плечами, ответил Пилипенко. — Два дня назад патрули на вокзале бандитов постреляли.
— Вы там были?
— Нет, из второй роты. Сам комроты Красников ходил в патруль со своими. Вот они там этих бандюков и порешили. А меня в патруль не посылали.
— Ну а в вашей роте есть люди, которые кажутся вам подозрительными? Ведут себя как-то не так, — стал развивать свою мысль Кривоносов. — Или там разговоры неположенные…
— Нет, товарищ старший лейтенант, таких людей не видно. Всех подозрительных еще в фильтрационном лагере отсеяли. Люди больше думают, чем говорят, да и говорить не о чем: все и так ясно.
— Ну, хорошо, Дмитрий Иванович, можете быть свободны. Но я об одном вас убедительно попрошу: повнимательнее присматривайтесь к людям. От
