– Правильно, сын мой. К тому же у вас есть Ника, то бишь, простите, Кобра, и одно это поможет вам привлечь к себе доброжелательное внимание амазонок и отомкнуть многие двери, которые еще никогда и не перед кем не открывались. В общем, степные наездницы – это шанс. Но берегись, капитан Серегин – поскольку Кибела не контролирует напрямую мысли своих дочерей, как это делают олимпийцы, то среди них нет-нет случаются такие обыкновенные человеческие пороки, как коварство, обман, интриги, предательство и измена. Великая Мать скорее для них не богиня, а военный вождь, который ведет их на врага в лихой степной скачке. Конечно, те, кто затевает интриги против самой Кибелы, неизменно плохо кончают, и это зрелище не самое аппетитное. Но всегда есть кто-то недовольный, и этот кто-то желает улучшить свое положение за счет судьбы своих ближних. С появлением в этом мире моего вечного оппонента эти тенденции должны были приобрести новое измерение, ведь он не только Князь Тьмы, но еще и владыка Лжи и Обмана. Так что будьте особенно осторожны, и до тех пор, пока не появится сама Кибела, не выпускайте оружие из своих рук, и не пейте и не ешьте ничего из предложенного. Не все является тем, чем выглядит.
– Спасибо, отче, – поблагодарил я, – и с этим мы тоже разберемся. Ведь и мы сами такие записные обманщики, что еще надо поискать. Но не ответишь ли ты мне еще на один вопрос?
– Отвечу, сын мой, – усмехнулся отец Александр, только вот к кому будет этот вопрос – к хозяину этого тела, или к его гостю?
– Скорее второе, – ответил я. – Мне хотелось бы знать, не повредит ли Птице навязанная ей тобою роль божества, властвующего над душами своей паствы. Я посмотрел на то, как они к ней теперь относятся, и с моей точки зрения, это даже хуже, чем прямое рабство, ибо из рабства можно убежать, а из такого слепого поклонения нет.
– Это действительно хуже, чем рабство, – подтвердил мои опасения тот, кто говорил голосом отца Александра, – но за Птицу ты можешь не опасаться. Она не вампир, не собственница, и не будет эксплуатировать души этих людей, как Гермесий. По сути, этот исходящий от них поток ей совершенно не нужен для выживания, и она, ошарашенная всеми этими новыми для себя ощущениями, чисто подсознательно старается сократить его до минимума.
– А обойтись без этого было нельзя? – спросил я. – Черт с ней, с этой повышенной лояльностью, но мне все равно как-то не по себе от такой компании.
При упоминании черта тот, кто говорил голосом отца Александра, немного поморщился.
– Нет, сын мой, – сказал мне он, перебирая четки, – по-иному было нельзя. Во-первых – оставить их за Гермесием – это значило получить шпионов и вполне вероятных диверсантов в собственном лагере. Гермесий еще тот плут и я не собирался вот так, за здорово живешь, давать ему в руки оружие против вас. Во-вторых – взять их на себя я тоже не мог, этот мир не находится в моей компетенции и такой шаг был бы первым на пути его аннексии, чего я не хочу. Не в моих правилах нарушать уже заключенные договора, по крайней мере, пока их придерживается противоположная сторона. В-третьих – разорвать связь этих людей с Гермесием и отпустить их на все четыре стороны я тоже не мог. Точнее, чисто технически сделать это я мог, но при этом я обрек бы их души на медленное психическое иссыхание и мучительную гибель. Ведь для большинства вас, людей, за исключением отдельных выродков- эгоистов, очень важно знать, что ты кому-то нужен, ценен и кем-то любим – и это чувство должно быть взаимным. Для этих людей не было ничего хуже, чем получить на том конце ментального канала пустоту вместо божества, принимающего твое поклонение. В-четвертых – Птица добрая, хорошая девочка и ей не очень-то приятен тот приторный мед обожания, к которому местных приучили эти мелкие прохвосты. Мне даже немного интересно, насколько быстро будет восстанавливаться психика перешедших под ее покровительство людей. Ведь она их действительно всех любит, и рано или поздно они тоже ответят ей взаимностью. К тому же этот опыт весьма и весьма расширяет ее горизонт развития, что может очень сильно понадобиться и ей, и вам в будущем, ибо мои возможности в этом мире сильно ограничены, а мальчик, которого вы называете Димой Колдуном, еще всего лишь ребенок. Ему еще расти и расти, и слишком частые и чрезмерные психические нагрузки могут привести к тому, что это мальчик вырастет закоренелым мизантропом, которому ненавистен сам вид людей.
– Понятно, отче, – кивнул я, – просто местные большей частью напоминают мне каких-то анимированных кукол, зомби, поднятых из могил злым колдуном и слепо исполняющих какие-то прописанные для них давным-давно ритуалы. Ни проблеска мысли, ни искры сознания – ничего, и даже эмоции у них какие-то ненастоящие. Подростки немного поживее, поактивнее, но и там заметно что-то вроде наброшенной на них сети, не оставляющей за ними никакой внутренней свободы. Причем, фанатики, с которыми мне приходилось иметь дело, ведут себя в обычном общении гораздо свободнее аборигенов этого мира. Даже пленный тевтонский рыцарь выглядел для меня больше человеком, чем они.
– Будем надеяться, что это у них пройдет, – сухо ответил отец Александр, – но при этом учти, что даже частичная ремиссия может занять весьма длительное время.
– Очень хорошо, – сказал я, – буду надеяться, что наши новые спутники, а особенно спутницы, станут в дальнейшем более человечными. А то некоторые из них уже проявляют чисто женский интерес ко мне и моим парням, а нам как-то неудобно отвечать им взаимностью, пока они находятся в таком подчиненном состоянии. Это какое-то скотоложество получается.
– Нет тут никакого скотоложества, – возмутился отец Александр. – Если женщина просит от тебя немного ласки и внимания, то дай ей это, и отнесись к ней не как к простому сосуду, в которое ты должен поместить свое семя, а как к живому и страдающему человеку. Ведь совсем бездушных среди них нет. И этот заряд душевности и внимания будет полезен для их душ, восстановление которых может резко ускориться. Но помни, что вероятность зачатия от этих контактов весьма велика, и именно твои дети будут отвечать за все, что ты натворишь в этом мире.
