– Госпожа, смею ли я обратиться к вам с просьбой?
Я заметила, что она украдкой разглядывает мою забинтованную ногу, и нечто, похожее на сострадание, мелькнуло в ее глазах. Мне же было крайне неловко. Вот так богиня – развалилась на травке с раненой конечностью… Мне, должно быть, вообще не пристало являться перед подопечными в таком виде… Конечно же, боги тоже, как оказалось, бывают уязвимы (и даже весьма уязвимы, вплоть до смертельного исхода), но все-таки я очень стеснялась. Поэтому, кивнув в ответ на вопрос девушки и конфузливо кашлянув, я попыталась принять важную и величественную позу, насколько это было возможно в моем положении.
Но Туллии, похоже, не было никакого дела до того, похожа я на богиню или не похожа. Она глубоко вздохнула, и, потупившись, заговорила:
– Госпожа, освободите меня от связи с моим господином…
Вот те на. Это она о Серегине?! Интересно… Почему она обращается ко мне с такой странной просьбой?
– Э-э… послушай, Туллия… – произнесла я, потирая лоб, – расскажи мне, пожалуйста, что ты имеешь в виду – отделиться от своего господина? Ведь вы вроде расстались… Или нет?
– О госпожа! – воскликнула девушка со всей страстностью своей бесхитростной души, – Мы расстались, и я не держу на него обиды. Господин очень добр, он ничем не обидел меня, он дарил мне только радость, и еще ни разу в жизни я не была так счастлива, как с ним.
– Так в чем же дело, Туллия? – немного наигранно нахмурилась я, уже начиная догадываться, в чем дело.
– Видите ли, госпожа… – она подняла на меня глаза, полные светлой грусти и спокойного фатализма, – я всегда знала, что все это когда-нибудь закончится. Я понимаю, что он не для меня предназначен. Я никогда не смогу дать ему то, что ему нужно. В этом никто не виноват. Просто между нами нет того, что должно быть, чтобы двое были счастливы навеки. С ним было хорошо, но все закончилось, и это правильно…
– Ну и? Почему бы тебе просто не забыть его? – спросила я, больше из интереса послушать ее ответ, так как уже догадалась о причине – ведь ничто не вечно под луной, а также не ново, и человеческие взаимоотношения всегда поддаются одной и той же логике…
– Не могу, госпожа! – воскликнула та и выразительно посмотрела на меня своими черными глазами, в которых вдруг отразились и боль, и смятение, – я люблю его! И я не властна над своей любовью, которая заставляет меня страдать! Меня тянет к нему, а я вижу, что он равнодушен… Я не хочу быть ему обузой и помехой. Но от моего желания или нежелания ровно ничего не зависит, моя любовь сильнее меня, но она совсем не нужна ему… Я знаю, что он жалеет меня – воистину добрый он господин, и великий сердцем… И от этого ему тоже нерадостно… Поэтому, госпожа, я прошу вас – оборвите эту связь, она не нужна больше ни мне, ни ему, я хочу стать свободной…
Последние слова она произнесла почти шепотом, и столько страстной мольбы слышалось в ее голосе, что мурашки невольно пробежали по моей коже. Да уж, любовь – это не шутки… В то же время это и не совсем любовь. «Связь» – вот как она это определила. Ну, над любовью я не властна, а вот связь, пожалуй, ликвидировать сумею…
Она стояла передо мной, глядя себе под ноги – такая хрупкая и нежная; и мне внезапно открылось то, что и было причиной перемен в ней… Она, сама не зная того, уже носила под сердцем ребенка своего «господина»…
А еще мысленным взором я видела толстый канат, идущий от ее сердца к сердцу капитана Серегина. Он, наш командир, тоже был привязан к ней, хоть и не так сильно. Он по-своему любил эту простую, непритязательную девушку. И, конечно, он терзался, бросив ее. Словом, связь эту надо было немедленно разрубить, и сделаю это именно я, богиня Анна. И я подняла вверх руку, магическим зрением видя перед собой толстую и крепкую веревку, наполненную пульсирующими энергиями, перебегающими из одного конца в другой. Я знала, что веревка только кажется прочной. Я резко опустила руку вниз, на мгновение почувствовав слабое сопротивление – и связь была разорвана. Искры энергий мгновенно погасли, и канат стал быстро таять, пока совсем не исчез, оставив после себя ощущение легкости.
Я взглянула на Туллию. Она выглядела довольной и счастливой, и даже показалась мне гораздо привлекательнее, чем прежде.
– Что ты чувствуешь, Туллия? – поинтересовалась я.
– О госпожа… – с восторгом выдохнула та, – я чувствую радость и облегчение… Я по-прежнему люблю его, но теперь я свободна, и мне так хорошо! Я благодарю вас, о великая и могущественная госпожа. Как часто боги отказывают смертным в подобных просьбах, обрекая их на страдания… Но вы так великодушны и добры…
И она низко склонила передо мной голову в знак безмерной благодарности, отчего мне снова стало неловко. Однако я была весьма довольна как собой, так и «результатом проделанной работы» (как выражалась наша начальница), и мне захотелось обрадовать Туллию еще больше.
– Туллия, оставь свои реверансы, и послушай-ка меня… есть отличная новость… – сказала я загадочным голосом.
– Да, госпожа? – встрепенулась та, – я слушаю вас, добрейшая госпожа… Неужели что-то может обрадовать вашу покорную рабыню так же сильно, как освобождение от связи?
– Может-может… Ты только не начни тут голышом плясать от радости… – ворчливо предупредила я, после чего та буквально замерла, вся превратившись в слух, – у тебя будет ребенок, Туллия…
И я воззрилась на нее в ожидании закономерного выражения бурной радости, которое и вправду, оказалось весьма экспрессивным – слезы, восклицания – и я не осуждала счастливицу за это. В этот момент я ощущала «чувство глубокого удовлетворения» – и это еще слабо сказано. Я
