Очень успокаивает. А эти в лесу пусть орут и топают сколько влезет.
— По крайней мере, верните печную дверцу! — гаркнул яростный капитан по громкоговорителю.
— Старый добрый Фолькер, у него вечно одно и то же, — пробормотал Грабш. — В сущности, парень что надо, но слишком быстро выходит из себя…
— А почему он не требует ключи от школы? — поинтересовалась Олли.
— Наверно, сторож подозревает не нас, а школьников, — предположил разбойник.
Случилось то же, что и всегда: троих полицейских засосало в болото. Их крики разносились по всему лесу. Капитан отдавал приказания, в трясину бросили веревки, послышалось «раз-два-взяли!» — потом все стихло.
— А вдруг они там утонут? — причитала Олли. — И все из-за нас!
— Да не волнуйся, — отозвался Грабш, — ни разу еще ни один полицейский не утонул в болоте. Только, бывает, простуду схватят. Спорим, сейчас Штольценбрук вызовет пожарную команду?
Так оно и произошло. Вдали взвыла пожарная сирена, и с каждой секундой звук приближался. Ругань, крики о помощи, приказы, ближнее и дальнее эхо наполнили лес.
— Вот видишь, — объяснил Грабш Олли, — они так суетятся, что про нас напрочь забыли. Вечно одно и то же.
Полиция и пожарные убрались из леса только под вечер. Стало тихо, снова послышалось чириканье птиц.
— Теперь, наконец, можешь жарить оладьи, — постановил Грабш. — Жутко хочется есть!
Олли выползла из-под сена, развела огонь и напекла прекрасных оладьев. Но сама съела только половинку, у нее тряслись руки. Летучие мыши над ней зашевелились и бесшумно заскользили по воздуху.
— Пошли, — сказал Грабш, — посидим немного у болота.
Они уселись среди камышей и осоки, и попы у них тут же промокли. Тогда разбойник принес из пещеры печную дверцу.
— Вот тебе раз, — удивилась Олли и наконец рассмеялась. — Все-таки она пригодилась!
И они уселись на дверцу. Олли прижалась к разбойнику и укуталась его бородой.
— Ох, Ромуальд, — сказала она, — если б я знала, что значит быть женой разбойника, может быть, я бы к тебе и не переехала.
Он осторожно разгреб бороду, чтобы увидеть лицо Олли, и огорченно сказал:
— Я думал, ты меня полюбила.
— Да, полюбила.
— А ведь я от тебя ничего не скрывал.
— Не скрывал. Просто я не подумала как следует. Не сообразила, понимаешь? Я бы еще привыкла к тому, что страшно. Но к несправедливости не привыкну никогда.
— Так ты хочешь бросить меня? — жалобно спросил он.
— Нет, — твердо сказала она, — теперь уж не брошу.
Тогда он издал такой громкий радостный вопль, что эхо прокатилось по всему лесу. Он поднял Олли над головой и закружил.
— Значит, у нас все-таки народятся дети, и мы займем все двенадцать стульев! — вопил он.
— Рано радуешься, — отвечала она. — Хоть я и остаюсь, но тебе придется перемениться.
— Мне? Измениться? — изумился он. — Смотри лучше за собой, чтобы я не изменил тебя.
— Меня не получится! — прокричала Олли ему прямо в большое ухо. — Ни в жизнь!
— Посмотрим, — заулыбался он.
Пузыри на болоте, или Холод на двоих
В эту минуту на болоте что-то глухо булькнуло.
— Жаба, — сказала Олли.
— Это была не жаба, — заметил Грабш, прошелся вдоль болота и там, где булькнуло, сунул руку глубоко в тину и выдернул за волосы человека. Это оказался пожарный, которого, очевидно, еще не успели хватиться. Он выплюнул болотную жижу и отряхнулся, так что грязь полетела у него из ушей,
