Чагрицкий открыл глаза и увидел то, к чему совершенно не был готов. Возникло ощущение, что ему снится весьма реалистичный сон. Так и не подняв головы, он проводил взглядом мужчину. Сонно щурясь, проследил за тем, как тот зашёл в аудиторию и сел за преподавательский стол. Как будто очнувшись, он резко поднялся и попытался собраться с мыслями. На месте Михаила Дмитриевича действительно сидел Романов в тёмном бордовом джемпере, раскладывая перед собой какие-то распечатки. Артур смотрел в упор на преподавателя, до конца не веря в происходящее, пока их взгляды не пересеклись. На несколько мгновений они оба словно выпали из окружающей действительности, зацепившись друг за друга и не замечая никого вокруг, пока Романов первым не выдержал, снова переключившись на свои записи.
«Мы не виделись несколько месяцев. А ты с такой лёгкостью сделал вид, что я такой же студент, как и все остальные? Или ты с самого начала так и считал?» — всплывали вопросы, которых в голове парня становилось только больше.
— Здравствуйте, — твёрдым и спокойным голосом произнёс Романов, окинув взглядом всю аудиторию. — Сегодня мы посвятим наше занятие английскому писателю и новеллисту Редьярду Киплингу.
Артур провёл чуть вспотевшими ладонями по джинсам и попытался унять своё сбившееся дыхание. Он так хотел злиться на него, ненавидеть. Но не мог. Вместо чёрного, отравляющего организм яда, он почувствовал тепло, медленно разливающееся и проникающее в каждую клеточку его тела. Чувство, похожее на радость такой долгожданной и желанной встречи.
— «Литания влюблённых». Мы попробуем изучить оригинал стихотворения и сравнить разные версии перевода. Попытаемся объяснить, как и почему тот или иной перевод близок или, наоборот, далёк от оригинала. Раздайте, пожалуйста, каждому листки с текстами, — обратился Романов к двум девушкам, сидящим за одной из первых парт.
— Черные глаза — пассат… руки, что слегка дрожат… Серые глаза — причал… руки стиснуты, финал… — Чагрицкий сделал глубокий вдох и стиснул челюсть до боли. — Блять! — слово прозвучало чересчур громко.
— Я тоже не в восторге от задания, но, может, ты выплеснешь своё негодование после пар? — осторожно поинтересовался Ник.
Артур лишь нервно выдохнул, никак не комментируя реплику друга. Почему Романов выбрал именно это стихотворение? Или у Арчи уже настолько поехала крыша, что он проецирует свои мысли наружу, во всем ища какой-то скрытый смысл? Как сейчас. Например, как в этом грёбаном стихе. Прочитав ещё раз строчку, он видит перед глазами всплывающий калейдоскоп картинок с участием себя и Марка. Одновременно и больно, и приятно. Тяжело от того, что этого больше не произойдёт, тепло от того, что это всё-таки случилось.
Оставшееся время до окончания лекции проходит с трудом и особенно медленно; секунды превращаются в минуты, а минуты перетекают в часы. Арчи прилагает все усилия, чтобы не поднимать головы и не встречаться с этим омутом серо-зелёных глаз. Он и так повяз дальше некуда, старается не вслушиваться в чуть хриплый голос репетитора, чтобы не потерять контроль и, не поддавшись порыву эмоций и чувств, не наделать глупостей прямо на глазах у своих однокурсников. Ему стоит титанических усилий держать самообладание и пытаться хоть как-то сосредоточиться на глупом задании. Никита его больше не донимает, видимо, ощущая напряжённость обстановки и раздражённость друга, замечая, как тот всю пару ёрзает на месте, тяжело вздыхает и периодически сжимает кулаки так, что на запястьях проступают набухшие вены.
Наконец-то спасительным сигналом разносится звук звонка, оповещая о том, что эта медленная пытка подошла к концу.
— На следующем занятии я попрошу каждого выступить со своим самостоятельным переводом. Спасибо за работу. Все могут быть свободны, — произнёс Романов, смотря на уже собирающихся студентов.
— Ты идёшь? — спросил Ник, вешая на плечо рюкзак.
— Да. Я тебя догоню, — решительно ответил Чагрицкий, переводя взор со своего друга на человека, сидящего в данную минуту за преподавательским столом.
— Окей. Попытайся быть сдержаннее. — И поспешил ближе к выходу.
Аудитория постепенно опустела, и как только последняя студентка покинула её стены, Чагрицкий, резко встав и с шумом отодвинув свой стул, чем моментально привлёк внимание репетитора, уверенно направился к нему. С каждым шагом его напористость исчезала, ноги становились ватными, но он старался никак это не выдавать. Подойдя к сидящему Романову, Артур навис над ним, словно охотник над добычей, хотя внутри он чувствовал всё с точностью до наоборот.
— У вас есть какие-то вопросы? — спокойным голосом спросил Марк, когда их взгляды столкнулись.
— С каких это пор ты со мной на «вы»? — прошипел Чагрицкий.
— Вы мой студент. Я ваш преподаватель. Мы находимся в стенах образовательного учреждения, — попытался мягко объяснить Романов.
— А если бы мы находились не в универе, а, предположим, у меня дома? — с вызовом спросил Артур, всё так же нависая над репетитором.
— Артур, чего ты хочешь? — устало ответил Марк и круговыми движениями начал массировать виски, будто его вмиг одолела страшная мигрень.
— А ты больше не хочешь? — сам не веря в то, что сейчас спросил. — Блять, казался таким правильным, а оказался… Для тебя всё так чертовски легко и просто, — сдался Чагрицкий и, поправив рюкзак на плече, пошёл в сторону двери.
— Что ты этим хотел сказать? — Артур почувствовал тёплую и крепкую ладонь, сжавшую его запястье.
